В этом нет ничего необычного. Мы тоже продолжаем жить по московскому времени, хотя никакой Москвы уже давно нет. Но после того как отпищало, репродуктор сообщает:

— В Москве пятнадцать часов. В Куйбышеве — шестнадцать, в Ашхабаде — семнадцать, В Ташкенте и Алма-Ате — восемнадцать, в Новосибирске — девятнадцать, в Иркутске — двадцать, в Чите и Якутске — двадцать один, в Хабаровске — двадцать два, на Сахалине — двадцать три часа, в Петропавловске-Камчатском — полночь.

Минусовики, да и некоторые плюсовики, застывают с открытыми ртами. Это же как в Советском Союзе! Я же географию учил!..

Репродуктор между тем выдает женским голосом:

— Передаем последние известия, — и дальше, уже другим, мужским, — С большим энтузиазмом встретили колхозники решение Политбюро и Правления об освоении целинных земель с целью увеличения пахотных земель. На новые земли в пойме Оки отправятся лучшие бригады из состава МТС и усадеб. Самое горячее участие в освоении целины готовится принять молодежь. На расширенном заседании комитета комсомола, первый секретарь комитета комсомола, товарищ Сергачев, подчеркнул, что колхозная молодежь верна традициям своих славных предшественников, поднимавших целинные земли в далеких оренбургских степях. «Комсомольцы и беспартийная молодежь ударным трудом ответят на историческое решение Правления и Политбюро!» — заявил товарищ Сергачев в конце своего выступления, которое было встречено дружными аплодисментами всех присутствующих…

Какой тут обед?! Мы все превратились в слух. Правда, немного странно, что комсомольцев называют «молодежью», но разве в этом дело?! Мы словно оказались дома, и снова слушаем «Последние известия», которые передает наша радиостанция «Ровесники»! Неужели мы нашли друзей?

— Мы прерываем наши передачи для экстренного сообщения, — заявляет репродуктор. — Наши корреспонденты сообщили, что сегодня в наш колхоз прибыла официальная делегация из автономной пионерской республики. Наши молодые товарищи, проделав долгий и опасный путь, вступили, наконец, на гостеприимные земли колхоза имени товарища Сталина. Как стало известно из официальных источников, внеочередное заседание Политбюро и Правления, посвященное этому событию, намечено на завтра. На заседании будут рассмотрены вопросы расширения и укрепления экономических и культурных связей между советскими территориями, находящимися во временно изолированном положении. Также председатель Правления, товарищ Домостроев, поднял вопрос об оказании автономной пионерской республике всемерной помощи в тяжелой борьбе, которую наши молодые товарищи ведут с отказниками и уклонистами. Будут рассмотрены вопросы об оказании пионерам всемерной помощи и поддержки в решении вопроса с лишенцами…

Это с кем, с кем, мы борьбу ведем? С чем вопрос решаем? Не знаю таких. Скандинавов знаю, оленеводов знаю, выродней знаю, а вот «отказников»… Непонятно…

Я, было, хотел спросить Негуляева, что он думает обо всем услышанном, но тут дела запутались еще больше. В столовую вошел среднего роста мужчина, при виде которого Алеша уронил вилку и перекрестился. Одет мужчина был как найденыш, когда мы его встретили: в длинный, до пят, темный балахон и маленькую шапочку того же цвета. Он был бородат, правда борода была аккуратно пострижена и расчесана. Длинные волосы собраны в пучок и падали из-под шапочки на спину длинным хвостом. На груди, как и у Алеши, мужчина носил крест: большой и красивый. Вот только балахон был перехвачен старинным кожаным ремнем с пряжкой, на которой были выбиты пятиконечная звезда, серп и молот, а на ремне висела потертая кобура, из которой торчала рукоятка «Кедра».

Мужчина поднял руку и громко провозгласил:

— Благословляю вас, чады мои. Долгий путь вы проделали, но Бог, — он широко перекрестился, — Бог не попустил опасности и препоны непреодолимые на вас.

Затем он внезапно улыбнулся:

— Чаю я, в Бога вы не веруете?

— Нет — дружно отвечаем мы, почти совсем заглушая Алешино «Верую».

Но мужчина все же расслышал найденыша и подошел к нему, пристально оглядел:

— А ведь ты, отрок, не пионер еси, — он хмыкнул и покачал головой. — Кто ж ты, странник, ответствуй без лжи.

— Смиренный инок Новоникольского монастыря, недостойный пастырь, отец Алексий…

— Ну а я — протоиерей кафедрального собора святого Андрея Первозванного, отец Георгий. Окончишь трапезу, брат — приходи во храм. Ибо вижу я, что сомнения терзают сердце твое и душа жаждет ответов на вопросы многия. А вы, — он поворачивается к нам, — вы неверующие, — тут он снова широко улыбается, — и не верьте. А вот только на праздник Спаса медового я вас во храм приглашаю. Может, поймете что, может — нет, но думается мне, что поймете. А от благословения еще никто урона не претерпел!

С этими словами он поднимает руку и широко ведет ей крест-накрест. После чего уходит, а мы сидим уже совсем обалделые. Какой тут обед, какой тут компот, когда такое творится?!!

Но обед, действительно, хорош! У супа какой-то странный привкус, а половину овощей, я думаю, даже юннаты назвать затруднятся. Курица почему-то желтая, а на робкий вопрос Маринки, почему она такая, Наталья непонятно отвечает:

— Так ведь она, дочка, с имбирем и с шафраном.

Объяснила, спасибо. Жаль только, что забыла рассказать, что такое имбирь и шафран…

Но покончив с удивительно вкусной едой, мы решительно не знаем, что делать дальше. Сидеть в столовой? Скучно, да и глупо: Наталья может решить, что мы не наелись, и принесет еще чего-нибудь. Пойти на улицу? А можно? Да и куда мы, собственно, пойдем?..

И тут нас добивает репродуктор:

— Передаем концерт для наших гостей из пионерской автономной республики. Дорогие ребята, послушайте песню Исаака Дунаевского на стихи Михаила Матусовского «Песня о четырех братьях» в исполнении хора дома культуры усадьбы «Октябрь».