Она хотела встать со скамейки, уйти, чтобы никто не видел, как она плачет. Но ребята сидели так тесно, что она не могла подняться. Она только заслонилась от них одной рукой и снова стала смотреть на огненное пламя в печке. А слёзы у неё сбегали вдоль щёк, по подбородку и капали на колени, на руку, которая лежала на коленях.

И вдруг Катя замолчала.

— Ну, Катя, — с нетерпением проговорила Анюта, — дальше читай!..

Но, посмотрев на Катю, она перехватила Катин взгляд, немного растерянный, испуганный, устремлённый на Наташу. Прикусив губу, Анюта тихо встала со скамейки. И Аркаша тоже поднялся и тоже отошёл от печки. Поднялась и ушла Клава. И Мила. И Генка. И Кузя…

Остались только вдвоём Наташа и Катя.

А дрова в печке почти догорели. Осталась только небольшая горка потемневшего угля. Расцветет на этой горке лиловато-жёлтый огненный цветок и снова спрячется под седым слоем пепла.

— Что ж ты? — дрожащим голосом проговорила Наташа и отняла от глаз руку. — Что ж ты замолчала, Катюша?

шопотом начала Катя, но голос у неё дрогнул, и она перестала говорить.

— Я знаю это стихотворение, — всхлипывая, прошептала Наташа. — Пушкин написал его о Пущине, своём самом лучшем товарище. Мама очень любила это стихотворение… Катя, — она протянула Кате мокрую от слёз и горячую от огня ладошку, — ведь я получу к Октябрьской революции от мамы письмо? Разве может мне мама не прислать письма к такому дню? Правда, Катюша?

Она посмотрела на Катю заплаканными и умоляющими глазами.

И Катя, ещё минуту тому назад уверенная, что Наташа никогда уже не получит от своей мамы ни одного письма, вдруг сказала:

— Правда, Наташенька… Обязательно получишь! Вот увидишь, что получишь! — И она крепко сжала в своих руках мокрую от слёз Наташину руку.

Пятого ноября, после школы, Марина со всеми старшими ребятами решила отправиться в лес за хвоей для праздничных гирлянд.

— Что мы принесём — сосны или ёлок? — спросила Мила, собирая в кладовке мешки и верёвки. Она, как обычно в таких делах, была главным заправилой и распорядителем. — Или, может, всего пополам? Одни гирлянды у нас будут из ёлок, а другие сосновые?

— Так и сделаем, — согласилась Марина. — И ещё хорошо бы брусничных листьев. Мы поставим букеты в столовой на столы.

— Правильно! — сказала Мила. — Принесём мешок брусничных листьев. Они теперь красивые — зелёные и свежие. Не только в столовой — всюду наставим букеты.

Со вчерашнего вечера похолодало, и за ночь земля так высохла и затвердела, что дорога из города, глинистая и топкая, превратилась в окаменевшие рытвины, колдобины и бугры.

Когда ребята вышли из деревни в поле, ветер метнулся им прямо в лицо. Сразу щёки у всех стали холодными, румяными, и носы защипало морозцем.

Сверху падали лёгкие и нежные снежинки, похожие на самую мелкую летнюю мошкару. Они не тучами, а по одной летали в воздухе, то поднимаясь, то снова опускаясь, кружились над землёй, а когда садились кому-нибудь на рукав или на плечо, то оказывались пушистыми крупинками.

— А ну, ребятки, — крикнула Марина, — давайте бегом!

И она помчалась впереди всех, и за ней все наперегонки пустились к лесу. Возле леса снова стало тихо и безветрено. А когда подошли к опушке, вдруг все увидели, что деревья стоят обледеневшие, в прозрачной звонкой чешуе, а с широких еловых веток, Почти с каждой иголочки, свешиваются стеклянные бусинки замёрзших дождевых капель.

— Это всегда так бывает, — сказал Аркаша (всю дорогу от самого дома они были рядом — он и Наташа), — это всегда так бывает, если после дождя схватит морозом. Видишь, все капли, которые не успели с иголок стряхнуться на землю, примёрзли к веткам…

— Если бы проглянуло солнце, они бы все заблестели. Стало бы красиво, да? — сказала Наташа, отщипнув от низкой ветки крохотную прозрачную бусинку.

Она положила бусинку на язык, и та мгновенно растаяла, оставив лёгкий привкус смолы.

— Попробуй, — сказала она и протянула Аркадию на своей ладошке другую такую же, прозрачную и круглую льдинку. — Вкусно-превкусно! На языке холодок, и похоже на леденец… Даже немножко сладко…

— А что пробовать-то? — сказал Аркаша и засмеялся. — Где твой леденец? Ну, где? Куда делся?