энергией. Чтобы разогнать частицы до энергии 1012 эВ, в качестве заряда

потребуется использовать ядерное устройство. Взрыв предполагается осуществить в

камере объемом 104 м3, находящейся на дне шахты глубиной 1 км. Удивительно, что

это, казалось бы, безумно дорогое устройство должно быть значительно дешевле

обычного ускорителя, дающего частицы с той же энергией.

В этом рассказе о соленоидах речь пойдет о скульпторе, занявшемся физикой; о

"проклятой" формуле, выведенной в 1898 г.; о соленоидах, которые требуют

охлаждения воздухом, водой, керосином. Здесь же придется вспомнить о магните —

"грейп-фруте" и магните из жидкого серебра.

Когда Ампер согнул проволоку колечком, которое назвал соленоидом, ему достаточно

было пропускать по виткам ток в несколько ампер, который нагревал проводник, но

выделенное тепло легко отбиралось воздухом комнаты. Почти сто лет воздушный

океан сообщал свою температуру проводникам, через которые пропускали

электрический ток, но наконец пробил час, когда охлаждающих возможностей

атмосферы оказалось недостаточно. И тут в истории магнитов уместно вспомнить имя

Френсиса Биттера.

Биттер (1902…1967) родился в городе Виховкин, в штате Нью-Джерси, в семье

известного американского скульптора. Тогда Виховкин еще не был превращен в

мрачный придаток громадного порта Нью-Йорка, а представлял собой раскинувшийся

на живописных зеленых холмах открытый восточным теплым ветрам маленький городок.

Казалось, все способствовало тому, чтобы Френсис стал скульптором: творчество

отца, склонность к занятиям искусством, прекрасные каменоломни по соседству,

наконец, большой спрос на могильные памятники.

Дом, где жил Френсис, был выстроен по проекту отца. Вся жилая площадь и двор с

фонтанами и конюшнями (Френсис любил лошадей) были отгорожены от улицы высокой

стеной.

В 1909 г. семья переехала в Нью-Йорк. Впоследствии в своей книге "Магниты: курс

для физиков" Биттер вспоминал: "Жизнь в нашей нью-йоркской студии была

сравнительно размеренной. Жизнь детей подчинена строжайшему режиму. Мы изучали

три языка: немецкий — с родителями, французский — с гувернанткой и английский —

в школе. Уроки фортепьяно, танцев, посещение Музея естественной истории в

дождливые дни, чтение "полезных" книг по воскресеньям — так проходила наша

жизнь, пока я не был отослан двенадцати лет в школу". В это время погиб в такси,

потерявшем управление, его отец, и мать тяжело переживала это несчастье.

"В моем образовании наука отсутствовала вообще, — писал Биттер, — хотя мы

проходили восхитительные курсы алгебры и геометрии, которые я любил больше

всего. Эти предметы легко давались мне, и, если я правильно вспоминаю, я был

одним из лучших учеников в классе. Доказать теорему, исходя из постулатов, или

решить уравнение — это было для меня волнующим переживанием, куда более

интересным, чем латынь, история, английский и география".

Под влиянием дяди, профессора Чикагского университета, Биттер поступил в 1919 г.

в это учебное заведение. Он еще не интересовался наукой, но считался одним из

лучших студентов, во всяком случае, одним из наиболее способных. Вершиной его

активности в студенческие годы стала отнюдь не научная работа, а организация для

своих однокашников дешевой поездки в Европу на судне-скотовозе. И тут, в Вене,

он впервые увлекся работами Эйнштейна и его теорией относительности.

В Чикагский университет Биттер не вернулся. Его привлек теперь Колумбийский

университет, где он стал единственным студентом, избравшим для изучения небесную

механику, учитывающую релятивистские эффекты. Интерес к этим проблемам Биттер

сохранил на всю жизнь. Одна из его первых публичных лекций была посвящена теории

относительности, преобразованиям Лоренца.

В 1925 г. он стал бакалавром и поехал в Берлин доучиваться: "Я слушал много

известнейших лекторов. Я слушал Макса Планка, отца квантовой теории; Макса фон

Лауэ, который открыл рассеяние рентгеновских лучей в кристаллах; Альберта