— Если только доживешь до этого, — проворчал я. — Переоценишь как-нибудь свои возможности. Наткнешься на кого-нибудь, кто пошлет тебя к черту.

— Ерунда! — сказал Порта. — Думаешь, я не знаю, что делаю? Эти типы все одинаковы, начиная с Гиммлера. Как только начнешь их шантажировать, они тут же начинают трястись от страха. Им всем есть что скрывать, понимаешь? Нужно только разузнать, что именно.

Несколько минут мы стояли молча, разглядывая пустынную улицу. Дождь хлестал нам в лица, стекал в глаза и за воротники.

— Интересно, чем провинилась эта бедная старушка, — сказал я.

— Не знаю. Видимо, давала волю языку.

— Как думаешь, подвергнут ее пыткам?

— Почему же нет? Людей приводят сюда только затем, чтобы проверить, как громко могут заставить их кричать.

Мы шли вдоль боковой стены здания, гулко ступая тяжелыми сапогами по тротуару. Бледный свет уличных фонарей отражался на мокрых касках и винтовках.

— Я бы не отказался от стакана содовой со сливовицей, — мечтательно произнес Порта.

— Я предпочел бы сливовицу с содовой, — сказал я. — Три четверти сливовицы, остальное — содовая… ах ты, черт! — раздраженно добавил я, ощутив, как мокрая гимнастерка липнет к спине. — Мне до смерти надоел этот гнусный дождь! До смерти надоела эта проклятая война и все, связанное с ней! Она всем надоела до смерти. Им, нам, почему бы, черт возьми, не прекратить ее и возвратиться домой?

— Надейся надейся, — цинично ответил Порта. — Она надоела только тем, кто на ней сражается — а они прекратить ее не могут. У тех, кто начинает и кончает войны, нет ничего общего с такими, как ты и я. Им плевать, как мы относимся к войне, и она им не надоест, пока они наживают на ней большие деньги. Они будут вести войну, пока мы все не погибнем. Им то что? А они там, — он злобно повел рукой, словно бы указывая на Англию и остальную Европу, — ничуть не лучше, чем они здесь. Им нужна только месть. Месть и деньги, вот и все, чего они все хотят.

— Это вроде того, что на днях говорил Легионер, — согласился я. — Эту войну называют Второй мировой, но, в сущности, она такая же, как Первая мировая и все остальные войны. Это все одна громадная война, которая никогда не кончается. Мы думаем, она кончается, потом начинается другая, но он совершенно прав, это все одна и та же, только ведется на разных фронтах, в разные времена, разным оружием…

Я очень хорошо запомнил слова Легионера.

— Она никогда не кончится, — сказал он, — потому что они не хотят этого. Чего ради им хотеть? Пока идет война, капитализм процветает. Ясное дело, не так ли? И, конечно, они будут ее поддерживать. Время от времени она может прекращаться, но они ни за что не позволят огню угаснуть совсем. Всегда найдется кому раздуть пламя.

— Это измена! — заорал Хайде. — Я мог бы на тебя донести! Это коммунистическая болтовня!

— Ерунда, — ответил с отвращением Легионер. — Коммунисты, капиталисты, нацисты… терпеть не могу всю эту свору. Я просто-напросто солдат, делающий то, что приказывают.

Старик поглядел на него и спросил:

— Тебе нравится быть солдатом?

— Неважно, — пожал плечами Легионер. — Это просто работа, как и любая другая. Никто не потрудился спросить, что мне нравится делать. У меня не было выбора в этом вопросе.

— И поэтому выполняешь ее?

— Ладно, давай взглянем на это так. — Легионер подался вперед, поближе к нему. — Тебе нравится быть солдатом? У тебя существовал в этом вопросе какой-то выбор? Есть он вообще у кого-нибудь? Почему люди платят налоги? Или не садятся за руль без водительских прав? Или покупают еду, а не воруют ее? Потому что им нравится? Или потому что у них нет выбора? Нет у них его, вот почему. Либо соблюдай закон, либо отправляйся за решетку. Или, как в моем случае, становись солдатом или голодай. Или, как теперь в нашем случае — твоем, моем, Свена, Порты, Малыша — будь солдатом и делай, что приказывают, или становись к стенке. — Он откинулся назад, покачивая головой. — И если ты считаешь это каким-то выбором, то я нет.

Я вздохнул и стал смотреть на дождь, мерно стучащий по каске.

— Чертова караульная служба, — сказал я. — Кажется, она тянется беспрестанно много недель.

— Попалась бы кошка, — сказал Порта. — Толстая, черная, в которую можно было б выстрелить. Хоть чем-то нарушить это однообразие…

Мы повернули обратно и вскоре оказались у входа в здание, обнесенное зубчатой стеной с бойницами и башенками.

— Давай зайдем за нее, покурим, — предложил Порта. — Спрячемся от этого отвратного дождя. Искать там нас никто не станет.

Мы зашли за стену, расположились в сухом месте и сняли каски. Всего через четверть часа нас должны были сменить Хайде с Малышом. И наверняка прихватить чего-нибудь горячительного.

— Кто знает? — с надеждой произнес Порта. — Если останемся здесь надолго, то, может, предоставим какому-нибудь типу долгожданную возможность взорвать к чертовой матери всю эту гнусную публику. Собственно, если кто подойдет ко мне с бомбой в руке и попросит ненадолго отвернуться, то я со всей охотой. Ему даже подкупать меня не потребуется…