Майор Ротенхаузен покачал головой.

— В высшей степени постыдное происшествие. Подумать только, что офицер может вести себя так! Штабс-фельдфебель, даю тебе полное разрешение делать с ним что угодно. Я совершенно потерял к нему интерес. Он явно дурно воспитан. Только помни, что я сказал: никаких следов. Это и все, что я требую.

Штальшмидт щелкнул каблуками.

— Слушаюсь, герр майор!

Ротенхаузен взял журнал инспекторских проверок, написал несколько слов простым, крупным почерком и бегло расписался:

Он небрежно поднес к кепи два пальца и вышел из кабинета, вполне довольный ночными трудами. Отправился он прямиком к любовнице, жене одного лейтенанта, жившей в Бланкенезе. Пока Ротенхаузен нежился в домашнем уюте, бригадный генерал фон Петер [47] тихо скончался.

Обер-ефрейтор Штевер несколько раз вяло пнул лежавшее тело, но оно больше не шевелилось. Штальшмидт наклонился над ним.

— Слава богу! Теперь хоть вздохнем свободно.

— Я думал, он так и не загнется, — пробурчал Штевер.

— Обмочить мой ковер! Подумать только, что таких свиней делают офицерами! — Штальшмидт повернулся к Штеверу. — Кстати, ни к чему разносить эту историю по всей тюрьме.

Штевер подавил зевок.

— И в голову бы не пришло, штабс-фельдфебель.

— Смотри мне. — Штальшмидт указал на серое, безжизненно лежавшее на полу тело. — Убери эту падаль. Не хочу, чтобы вонючие трупы загромождали кабинет. И скажи лейтенанту из девятой камеры, пусть придет, отмоет ковер. Самая подходящая работа для офицера.

— Что напишем в рапорте? — спросил Штевер, небрежно взяв генерала за одну ногу.

— Не знаю… — Штальшмидт поскреб грудь. — Есть на нем какие-то отметины?

Штевер выпустил ногу и осмотрел тело.

— Несколько синяков, и все — они могли появиться откуда угодно.

— Отлично. Рад видеть, что ты знаешь свою работу. Хотел бы занять мое место, когда я уйду?

Штевер вытаращился на него.

— Вы уходите, штабс-фельдфебель?

— Собираюсь. — Штальшмидт развел руки, слегка согнул ноги в коленях. Высокие сапоги впечатляюще заскрипели. — Хочу перевестись в Потсдам. В Потсдамскую гарнизонную тюрьму. И тогда, мой дорогой Штевер, можешь завладеть этим шикарным кабинетом. Что скажешь?

— Неплохо бы, — ответил Штевер. — А меня тогда повысят в звании?

Штальшмидт постучал по KV-I [48] .

— И сможешь носить такую штучку — необязательно ехать на фронт и лезть в логово русских, чтобы получить крест.

— Только как я смогу… то есть, как это будет… в общем, честно говоря, не особенно хочется идти на два года в унтер-офицерскую школу.

— Кто говорит о школе? Неужели думаешь, я протирал там штаны? Шевели немного мозгами, и в этом не будет необходимости.

— А как обойтись без нее?

— Производи хорошее впечатление. Добивайся успеха. Дави на людей. Выучи парочку стихотворении Гете, Шиллера или еще какого-нибудь старого козла. Декламируй строчки из них при каждой возможности. Пускай пыль в глаза. Веди эту игру правильно, и пробьешься, куда захочешь. Как я собираюсь пробиться в Потсдам.

Штальшмидт довольно засмеялся и принялся сгибать руки, разминая мышцы.

Лицо Штевера приняло скептическое выражение.

— Легче сказать, чем сделать, — пробормотал он.

— У одних получается, у других нет, — самодовольно сказал Штальшмидт. — Ну, давай убирать отсюда этот поганый труп. Найди ефрейтора Хёльцера, пусть поможет тебе. Устройте сцену самоубийства у него в камере, ты знаешь, как это делается, не впервой.

— Стул к окну? — спросил Штевер.

— Годится. Оберни простыню вокруг шеи старого болвана и завяжи узлом — только смотри, на затылке. Не спереди. Я знал одного безмозглого осла в Инсбруке, он совершил такую ошибку. Самого бы за это в петлю. Пока будете заниматься этим, я позвоню доктору, сообщу, что случилось. В этот час он подпишет свидетельство о смерти, даже не взглянув на труп.

Они выпили на скорую руку по стаканчику коньяка из потайного ящика Штальшмидта и занялись каждый своим делом. Штевер с Хёльцером унесли труп в камеру, где устроили отвратительную и впечатляющую сцену самоубийства.

У двери камеры они остановились и взглянули на висевшее тело.

— Давай подождем снаружи, — предложил Хёльцер.

Штевер засмеялся.

— Знаешь, меня убивает — прямо-таки убивает, когда святоши начинают болтать о рае, Боге Отце, ангелах и всей этой чуши. Посмотри на него! Можешь себе представить, чтобы такое пугало летало по небу с голой задницей, парой крылышек, нимбом и всем остальным?