Часто, очень часто у исповедального аналоя произносится:

— Нет у меня больше сил, помоги, Господи!

И понимаешь, что о грехах собственных, кающийся говорить должен, что не жаловаться ему надо, а плакаться, но куда же денешь этот многострадальный вопль: «Дай силы, Господи!»?

Разве возможно самому священнику ответить на все вопросы, которые столь различны и многоплановы, как и абсолютно не реально дать четкий оптимальный совет на все случаи жизни, решить все проблемы и утереть слезы…

Так что же, лишь сочувственно вздыхать и плакать вместе? Или уйти в дежурное рассуждение о терпении и о том, что у каждого свой крест, который нужно нести не унывая?

Мало этого.

И добрая соседка может повздыхать успокаивающе, и психолог релаксацию провести, и священник посоветовать еще один молебен отслужить да молитву личную усугубить.

Добрая эта помощь, христианская, но не всегда действенна и не все решающая.

Иное еще нужно.

Четкий и конкретный пример, как подобные жизненные негаразды преодолевали те, которых мы в святых почитаем, и те, кого подвижниками нарекаем.

Ведь для любого движения сила нужна, и Господь ее дает, прежде всего, тем, кто следует словам Его: «любите врагов ваших, благотворите ненавидящим вас, Благословляйте проклинающих вас и молитесь за обижающих вас». (Лк. 6:27–28). Именно они, умеющие молиться об иных, практически всегда найдут не только успокаивающее слова, но и подскажут, как конкретно поступить, что бы силы для жизни остались, что бы тоска не стала ежедневным лидером, и что бы роптаний на «судьбу» и «оставленность» избежать.

Их вполне достаточно и в день нынешний, тех, кто силу нам дает, кто постоянно в движении к Богу находится. Было бы мало, давно бы апокалипсиса трубы прозвучали.

Не надо их в дальних весях разыскивать и в тридевятом царстве искать. Они рядышком, всегда в наличии присутствия…

Случалось и мне в отчаянии пребывать и тоску ублажать, но послал Господь изначально священника деревенского, который мне пальцем на гвоздь в руке распятого Спасителя указал и тихо так произнес:

— Представляешь, Саша, Его прибивали, а Он за распинателей Своих плакал и на них не обижался…

Так проникновенно сказал мне об этом годящийся мне в деды священник, что откуда и силы у меня взялись. Я ведь тогда толком и молиться еще не умел.

Второй особенный случай намного позже произошел, когда я в Оптиной, в издательском отделе подвизался.

Готовили мы тогда, впервые после октябрьского переворота, выпуск поучений Аввы Дорофея. Препятствий было — ни счесть. Казалось бы и все разрешения получены, и типография определена, и деньги проплачены, но препятствие за препятствием, неувязка за неувязкой. Да и не мудрено. Вестимо ли, в типографии подотчетной обкому партии и вдруг сам Авва Дорофей. Полное безобразие, с точки зрения не перестроившейся к новым реалиям власти.

Приехал из типографии хмурый отец Мелхиседек, он тогда и благочинным оптинским был и издательским отделом командовал. Рассказал нам, что на стенку непонимания и несогласия наткнулся и… загрустил отдел издательский. Тем более, что наобещался бонз партийный куда следует позвонить и дело это наше тут же прикроют.

Тут, в келью нашу книжную, она в башне располагалась, где нынче монастырская библиотека находится, отец Михаил, тогдашний эконом обители, зашел. Послушал сетования, хмыкнул насупливо и произнес:

— Не позвонит! Ему старец наш Амвросий преподобный провода эти «чик» и перережет…

И перерезал! Потому что после слов этих мы все абсолютно ясно осознали, что «Душеполезные поучения» аввы Дорофея обязательно скоро выйдут, потому что силы наши теперь ничем превозмочь невозможно.

Вот так и двигают по сей день жизнь нашу Подвижники — те, которые нам силы прибавляют и ведут к Тому, в Кого сердце наше верит.

В августе начала 90-х, века прошлого, зашел я, как обычно, к Харитоновне за молоком. Наставница моя, в приходских делах житейского направления, над столом склонилась и энергично так чем-то постукивает.

Заглянул через плечо и обомлел.

Анна Харитоновна, настоящим пестиком, в настоящей макитре мак растирает, а рядышком банка темного гречишного меда лопухом прикрытого стоит.

На прихожанке моей косыночка и фартук одного тона — «в цветочек», и еще изюминка из прошлого: очки с резинкой, вместо поломанной дужки. Над столом, старая темная икона с еле просматривающимся образом Спасителя. Чуть ниже иконы древняя лампадка, но горит исправно, не коптит. Прядь седых волос у бабы Анны из-под платочка выбилась, но она, за делом, не замечает. Впрочем, она меня тоже не видит, так как песню поет: