Через три года, незадолго до смерти папы Иннокентия III, Фридрих победил Oттона и снова короновался в Ахене.

Таковы были громкие победы в Англии и Германии самого могущественного из пап. Не вернее ли их назвать плачевными? Бесспорны были победы папы Иннокентия III среди второстепенных повелителей Европы. Так, он венчал на царство Болгарского царя и, как папскую милость, разрешил этому царю чеканить в своем собственном государстве монету. Король Петр Аррагонский положил на “алтарь апостольский” в Риме свои королевские регалии и получил их обратно, как дар Папы. Также польский король Болеслав подчинился папе с небольшим условием, чтобы папа отлучил от церкви всех нарушителей прав его наследников в Кракове… Таковы были победы служителя Господа нашего Иисуса Христа.

Но, конечно, величайшую победу одержал папа Иннокентий III над альбигойцами во Франции. Характер альбигойской ереси типичен для ересей второго тысячелетия христианства.

В основе их лежит некое томление среднего человека, малого сего, по правде, не воплощающейся в церкви. К этому присоединяется возмущение на недостойных служителей церкви, и словом и делом извращающих истину — любовь. Таким образом, эти ереси носили не догматический, а, так сказать, нравственный характер. Их порождала не гордость первых веков, желавшая проникнуть в тайны Пресвятой Троицы и извращавшая тайну пришествия Сына Божия, а болезнь слишком нетерпеливого сердца, оскорбленного поруганием святыни. Заблуждение альбигойцев, катаров и других коренилось в том, что, пренебрегая церковным послушанием, они тщились собственным распорядком и самочинными подвигами вернуть христианское общество к святости.

Альбигойцы жили на юге Франции вперемежку с католиками. Им открыто покровительствовали светские власти, так как альбигойцы своим благочестивым образом жизни и трудолюбием чрезвычайно содействовали процветанию тамошних городов и областей.

Иннокентий III отправил на юг Франции двух легатов, но ни проповедь их, ни крутые меры не достигали цели; раздражение росло с обеих сторон, и властолюбивый и жестокий легат папы пал от неизвестной руки. Тогда Иннокентий III приказал своим легатам проповедывать в Северной Франции крестовый поход против еретиков. В сущности, это было натравливание одной части населения страны на другую, так как еретики на юге жили не отдельными селениями, а в тесном единении с католиками. И, действительно, война превратилась в захват земель и богатств юга менее зажиточными северянами. Католиков уничтожали вместе с еретиками. Осталось, например, донесение легата о взятии города Безие, где католики жили рядом с альбигойцами. Войско в надежде на добычу не стало дожидаться эвакуации католиков и нетерпеливо ринулось на приступ. “Наши, говорится в донесении папе, не щадя ни звания, ни пола, ни возраста, около 20.000 людей поразили острием меча и по учинении этой великой резни среди врагов весь город был разграблен и сожжен, так что на нем дивным образом проявилась божественная кара”. В конце концов иннокентиевские крестоносцы разделили между своими предводителями всю Южную Францию, нисколько не заботясь, были ли то католические или еретические земли. “Жадные руки, — по выражению самого папы, счастливого победителя ереси, — протянулись на такие земли, которые нисколько не были запятнаны бесчестием ереси”.

Но насколько Иннокентий III успевал в уничтожении и истреблении, настолько ему не везло в проявлении некоторого рода справедливости. Когда на Латеранском соборе он вздумал защищать невинно пострадавшего Раймонда Тулузкого, лишенного всех своих владений, и просил поделить земли между северным крестоносцем Симоном Монфором и законным монархом, то прелаты, столь послушные папе в злодействе, отказались исполнить его справедливое пожелание. Они с яростью окружили Иннокентия, всячески понося Раймонда и величая “доброго и верного сына церкви Симона Монфорского” (разбойнически завладевшего чужим престолом). Папа отказался от своего доброго намерения.

Впрочем, трудно сказать, была ли искренность у Иннокентия при защите им Раймонда. По крайней мере, в начале, когда Раймонд еще до нашествия крестоносцев с севера пытался разрешить дело мирно, папа дал совет своим легатам: действовать, подобно ап. Павлу, который, “будучи хитер, лукавством брал с вас” (II Кор. 12, 16): захватите поодиночке отделившихся от церкви, начинайте войну не с Раймонда, но, опутав его искусством мудрого лицемерия (диссимулационис), приступите сначала к истреблению других еретиков, чтобы тем легче потом сокрушить этих служителей антихриста”, - так толковал “римский преемник апостолов” слова апостола Павла.

Это издевательство над апостольским учением и преданием в особенности заметно при сличении того, что писал о заблуждающихся ап. Павел и какие меры принимались против еретиков папой. Ап. Павел: “С кротостью наставляй противников, не даст ли им Бог покаяния к познанию истины” (II Тимоф. 2, 25).

Папа Иннокентий III так говорит о заблуждающихся: “если виновные в оскорблении царя земного наказываются смертью, а у детей их отнимается имущество, то тем паче надлежат каре те, кто наносит, заблуждаясь в вере, оскорбление Сыну Божию Иисусу Христу”. Для еретиков тогда было установлено особое гражданское состояние, вернее, полное бесправие: никто не обязан быть ответчиком перед ними на суде (т. е. каждый мог нанести им любой вред и оставался безнаказанным). Даже раскаяние не принималось во внимание: если еретики покаются, то имущество возвращалось им только в том случае, если кто-либо пожалеет их, и сам (отнюдь не законным порядком), как милостыню, вернет им добро.

* * *

Папа Иннокентий III известен не только как самый могущественный из пап, но и как чрезвычайно умный человек. В молодости Лотарь (его прежнее имя) написал талантливый этюд: “О презрении к миру”. Он мастерски изображал там людские пороки, громил их с высоты добродетели. Однако интересно отметить, что в посвящении своего труда епископу Портуенскому диакон Лотарь обещает изобразить впоследствии не только пороки, но и достоинство человеческой природы. Это обещание не было выполнено. Литературная способность Иннокентия проявилась во времена папства в написании 3702 посланий и писем (за 18 лет). Грандиозна и всеохватывающа область тем, им затрагиваемых, начиная с определения евхаристии до определения, что такое в сельском хозяйстве “новь”, или рассуждения по вопросам супружеской жизни. Называясь духовным властителем царств и народов, Иннокентий III, очевидно, чувствовал себя полномочным рассуждать обо всем и обо всех в мире (чувство совершенно незнакомое святым). Вероятно, в его письмах было много интересного и полезного, если такая масса народа со всех стран обращалась к нему с вопросами. Мы остановимся только на духовной стороне этих писем, ибо ведь от него ждали ответа, как от Божьего человека. Достаточно приведенного нами раньше, чтобы сделать решительный вывод.

Так Иоанна Безземельного Иннокентий приравнивает к “царственному священству”, ссылаясь на послание ап. Петра (1 Петр. 2, 9). Но, как известно, понятие “царственное священство” принадлежит к самым высоким и таинственным в Новом Завете, обозначая степень духовного совершенства членов церкви апостольских времен. У Иннокентия это выражение получилось чисто механически из сцепления эпитета царский, царственный со словом священство (в данном случае лишенном всякого смысла). Оно понадобилось ему, чтобы как можно торжественнее (а что может быть торжественнее для иерарха, как “цитаты” из Евангелия) похвалить английского короля Иоанна, который подчинился папе (в испуге от собиравшегося на него по зову Иннокентия войска со всего христианского мира).