Иванов Петр Константинович
Шрифт:
Увы! эта было уже не апостольское предание, как святыня, а только традиция; внутренний огонь любви догорал, и потому достаточно было некоего усилия побеждающего духа, чтобы ценности переместились, и то, что было преобладающим, стало преодоленным.
Чтобы дать перевес созревшему антихристову духу занять первенствующее место: “в храме Божием сядет он, как Бог, выдавая себя за Бога”,- надобно было, пользуясь помрачением от недостатка любви, вдвинуть в христианское умозрение некую пустую величину, провозгласив ее священной.
Это и совершено было теперь. В шестой новелле Юстиниан, заявляет, что есть два величайших блага, дары Всевышнего людям: “священство и императорская власть. Когда священство безукоризненно во всех отношениях и имеет дерзновение к Богу, а императорская власть справедливо и как должно устрояет вверенное ей государство, тогда будет некоторая дивная симфония (гармония), доставляющая все полезное роду человеческому”.
Эта пышная фразеология извращает Христианскую правду. Истину надлежало бы изложить так: когда церковь Христова, — а церковь — это все ее члены, из которых каждый имеет от Всевышнего какое-либо служение, — безукоризненна во всех отношениях, т. е. каждый из членов, как должно, устрояет свой внутренний образ, — ибо всякий Христианин есть Храм Бога и царь самого себя, — то будет некоторая дивная гармония, которая называется церковью совершенной.
Утверждение Юстиниана, что для совершенства церкви достаточно, чтобы безукоризненно было священство и справедлива (через законы) императорская власть, есть с христианской точки зрения решительная неправда. Можно указать на времена апостольские, когда священство было не только безукоризненно, но и свято (апостолы, пророки и учителя — все Божии избранники), но никакой дивной гармонии в церкви не была, а было очень много недостатков (конечно, гораздо менее, чем при Юстиниане), и общины христианские далеко не были совершенны (хотя и гораздо добрее времен Юстиниана).
Юстиниан сам не понимает, о чем он говорит. Приводить в дивную гармонию через деятельность отдельных людей можно только внешнее соединение людей — полк, партию, государство, — и для этого существуют более подходящие глаголы: Хорошо устраивать, великолепно организовать, дисциплинировать. Церковь же в дивную гармонию, в царствие Божие приводит только один Глава ее — Господь Иисус Христос на основе любви братий друг к другу. Отдельные члены церкви, какое бы высокое служение ни исполняли — даже апостолы, — не могут привести церковь в дивную гармонию, иначе, в совершенство соединения. Усилиями отдельных братий можно только помогать немощным членам церкви перерождаться из душевных в духовные, чему и способствуют все имеющие полноту Духа Святого.
Это значение работы духовных (настоящих и единственных работников церкви, внутренне возрастающей во Христа) свидетельствует ап. Павел так: “Я сделался всем для всех, чтобы спасти некоторых”, - не сказал, чтобы спасти всю церковь — привести ее в дивную гармонию, а только спасти некоторых. Значит, тот, кого сам Христос посылает на Свою работу в церковь, ограничивает ее спасением некоторых братий, которых он в состоянии по своим силам спасти; других спасают другие по указанию Христа.
Итак, прежде чем обращаться к Юстиниану и показать, что он принес своими декларационными положениями и своей деятельностью в церковь, мы должны ясно созерцать, в чем заключается жизнь церкви. Ее внутренняя жизнь заключается в благоустроении себя каждым ее членом (духовном перерождении), чему способствуют духовные — посланные Христом в помощь Его домостроительству. Помогают этому также таинства, совершаемые рукоположенными священниками. Внешнюю же жизнь, распорядок в церкви предоставлено ведать самому обществу Христианскому, собору: — в общинах собранию общины; в более крупных объединениях: собору выборных от отдельных общин. Сами общины выбирают себе начальников — иерархов всяких степеней, которые совместно с народом ведают внешней жизнью общин и их объединений. Характерной чертой епископов первых столетий было то, что каждый акт приложения церковно-правительственной власти совершался епископом публично при ближайшем участии всей его паствы и сам епископ рассматривался не только как начальник, но и как излюбленное, доверенное лицо общины. В свою очередь каждый член общины — по слову Христову каждая душа драгоценность Божия — представлял собою значимую величину, имеющую всегда и во всем право голоса. (См. сравн. у Болотова, “История древней церкви”).
Эта тонкая и свободная организация Христова — церковь, конечно, могла бы потерпеть очень большой ущерб, если бы какое-нибудь отдельный член ее вздумал узурпировать в ней власть, ссылаясь на то или иное вымышленное им священное право. Таковыми всегда были лжеапостолы, лжепророки, лжеучителя, которые в противоположность избранникам Божиим (наставляемым Духом Святым: быть при всей своей силе как бы низшими среди братий) — захватывали власть и овладевали душами ближних, внося великое смятение и разрушая любовь.
Таким узурпатором ворвался в церковь и Юстиниан, объявив свою императорскую власть священной, дарованной Богом. До сих пор Христианские императоры считали себя простыми членами Христова общества, равными среди равных и, таким образом, берегли хрупкую организацию Христианского общества, основанную на великом значении свободы всякого члена церкви и участии всех без исключения братий в жизни общины (до какой степени ценно это участие каждого, доказывает Учение ХII апостолов, умоляя всех и каждого члена церкви не уродовать тело церкви своим отсутствием на собраниях).
Юстиниан присваивает своему величеству то, о чем должна заботиться вся церковь, все члены ее без изъятия. Он утверждает, что император имеет долг и право пещись о чистоте догматов, соблюдении канонов, о достоинстве священства. Он развивает в этом отношении кипучую деятельность, ни с кем не советуясь, а, напротив, всем навязывая свою волю. Причем все свои предписания снабжает бесчисленными цитатами из священного писания (преимущественно Ветхого Завета), доказывая своим подданным, что он всегда прав.