Эйке немедленно отбирает двух самых надежных эсэсовцев — штурмбаннфюрера Михаэля Липперта и группенфюрера Шмаузера. Вся троица проверяет оружие и отправляется в Штаделхеймскую тюрьму.

Час дня. Перед высокими дверями Канцелярии в Берлине собралась огромная толпа. Дети кричат от радости, убегая от своих родителей. Полиция добродушно наблюдает, как ликует толпа, — смена караула у здания Канцелярии является одним из самых любимых зрелищ берлинцев.

Появляется смена; солдаты, словно механические куклы, идут парадным шагом, громко ударяя каблуками с металлическими набойками о тротуар. Над большим барабаном вращается флаг, флагшток которого увешан колокольчиками, а оркестр исполняет «Песню о Хорсте Весселе», «Песню о Германии» и «Баденвейлерский марш». Наконец в окне Канцелярии на втором этаже появляется фюрер. С самого первого дня своего правления он часто показывается в этом окне, приветствуя ликующую толпу и наблюдая за факельным шествием. Люди замечают его и приветствуют радостными криками. Фюрер выглядит отдохнувшим, его волосы аккуратно причесаны, он оживленно беседует с генералом Лицманом, командиром караула, и министром Фриком. Он снова салютует толпе и с явным сожалением удаляется. Раздаются приветственные крики, и толпа расходится, в то время как солдаты педантично исполняют фигуры своей привычной кадрили. Многие родители с детьми направляются в Тиргартен, чтобы прогуляться по его тенистым, прохладным аллеям, поскольку день выдался жарким и душным.

В 14.30 Эйке, Липперт и Шмаузер приезжают в Штаделхеймскую тюрьму. Здание, похоже, погружено в сон. Охранник-эсэсовец отдает честь офицерам, которые сразу же направляются в кабинет Коха. Кох почти не отдыхал со вчерашнего дня, и на его лице написаны страх и усталость. Когда входит оберфюрер Эйке и требует выдать ему Рема, начальник тюрьмы приходит в изумление. И так же, как в свое время от Зеппа Дитриха, он требует письменного ордера. Министр юстиции Франк, которому звонят по телефону, дает словесное подтверждение приказа, но Кох неумолим. Эйке ругается, бушует, снова звонит Франку, и Кох наконец сдается. Тюремному сторожу велят отвести трех эсэсовцев в камеру номер 474. Рем, по-прежнему голый по пояс, окончательно сломлен и потерял волю к сопротивлению. Он безучастно смотрит, как в камеру входит Эйке, смотрит, как он кладет на стол номер «Фёлькишер беобахтер», в котором сообщается о снятии Рема с поста руководителя СА и приводится список казненных штурмовиков. Рядом с газетой Эйке кладет револьвер, заряженный одной-единственной пулей, и уходит.

В Берлине, в саду Канцелярии, Гитлер устраивает чай для дипломатов, министров и высших офицеров рейхсвера. Официанты, одетые в форму, предлагают большой выбор напитков. Звучит смех, по Канцелярии бегают дети Геббельса. В толпе, собравшейся снаружи, раздаются приветственные крики — люди даже не подозревают о том, что в Лихтерфельде каждые двадцать минут звучат выстрелы, а в Штаделхеймской тюрьме Рему предоставлена возможность покончить с собой. Гитлер, широко улыбаясь, подходит к окну и приветствует толпу. Гизевиус пришел сюда вместе со своим шефом Далюегом, который после смерти Рема возглавит штурмовые отряды Берлина, Бранденбурга и Померании. Гитлер замечает Гизевиуса. «Он повернулся и поднял руку, чтобы поприветствовать меня с тем же самым выражением превосходства, которое я уже дважды видел у него. Он смотрел на меня таким взглядом, как будто я тоже был ликующей толпой. Я весь сжался под этим взглядом — Гитлер, вероятно, воображал себя Цезарем. Мне вдруг пришло в голову, что если бы он мог прочитать мои мысли, то велел бы меня расстрелять. Но он, кажется, не имел ничего против меня — он просто хотел сыграть свою роль до конца».

Гитлер возвращается на середину комнаты, и Гизевиус, продолжающий наблюдать за ним, замечает: «В эту минуту я понял, какой напряженный день он пережил, и теперь пытается избавиться от воспоминаний о нем, прячась за позой, которая стала самым эффективным его оружием». В центре комнаты, окруженный элегантными женщинами, которые смеются малейшей его шутке, Гитлер разве что не танцует от возбуждения. Видно, что он наслаждается вниманием, которое оказывают ему все присутствующие, и, в своей белой рубашке и форменном кителе с Железным крестом и нарукавной повязкой со свастикой, совсем не похож на того человека, который вчера в четыре часа утра еле тащился по летному полю мюнхенского аэропорта Обервизенфельд.

То, что пришлось пережить Рему, хуже всякого кошмара. Он по-прежнему неподвижно сидит в своей камере. Через десять минут эсэсовцы Липперт и Эйке открывают дверь. «Готовься к смерти, Рем!» — кричит Эйке. Липперт, руки которого дрожат, делает два выстрела. Рем еще успевает прошептать «Мой фюрер, мой фюрер», прежде чем третья пуля приканчивает его.

В Берлине, под ликующие крики толпы, Гитлер в третий раз появляется в окне Канцелярии, а когда он отходит, офицер СС протягивает ему записку, в которой сообщается о смерти Рема. Гитлер быстро поворачивается к гостям, а через несколько минут уходит к себе. Гиммлер и его СС победили! Все эти Геринги, Гейдрихи, Геббельсы, Борманы и Бухи — все эти заговорщики — могут теперь, не опасаясь беспорядков на улице и грубых выходок штурмовиков, управлять Германией. Штурмовики лишились своего руководителя, Рема, который лежит сейчас в луже крови. Гитлер во второй раз выбрал порядок и порвал со своим старым товарищем. Людей, которые не боятся говорить Гитлеру правду в лицо, как это делает Фрик, почти не осталось. «Мой фюpep, — сказал Фрик, — если вы не поступите с Гиммлером и его СС так же круто, как с Ремом, то вы просто смените дьявола на Вельзевула».

Но СС со временем станут гораздо более серьезной проблемой, чем СА. А сегодня, 1 июля, речь пока еще идет только о ликвидации Рема и его сторонников. По радио объявляют, что группенфюрер фон Оберниц, руководитель СА Франконии, приказал: 1) убрать имя Рема со всего наградного оружия, 2) снять все портреты Рема, 3) переименовать Дом Эрнста Рема в Дом административной службы СА Франконии.

В партийных типографиях уже принято решение — все фотографии Рема, все, что напоминает о нем, должно быть уничтожено. Что касается простых штурмовиков, то им снова говорят, что они находятся в отпуске. «Этот отпуск, — говорится в коммюнике, — предоставленный всем штурмовикам, не отменяется, и по приказу руководителя штаба СА Лутце все члены СА могут отдохнуть и провести время со своими семьями». Смерть Рема фактически означает конец штурмовых отрядов как самостоятельной силы. Она также послужила сигналом для уничтожения тех членов СА, которым до этого была сохранена жизнь и которых теперь отыскивают в камерах Лихтерфельде и Колумбус-Хаус.

С примкнутыми штыками эсэсовцы отводят осужденных к стенке. Звучит краткая команда: «По приказу фюрера, целься, пли!» Иногда арестованных, которые содержались в Колумбус-Хаус, привозят на машине в Лихтерфельде и расстреливают здесь, во дворе училища. Так должны были поступить и с группенфюрером СА Карлом Шрейтером.

Но когда пришло время отправлять его в Лихтерфельде, машины еще не было. Когда же Шрейтера наконец затолкнули в машину, к Колумбус-Хаус на полной скорости неожиданно подлетает широкий черный «мерседес» и резко останавливается. Время приближается к четырем часам утра 2 июля 1934 года. Штандартенфюpep, выпрыгнувший из машины, объявляет, что фюрер велел прекратить расстрелы. Быть может, он решил, что ста человек казненных (а может быть, и тысячи с небольшим) — вполне достаточно. Теперь он может изображать из себя умеренного, справедливого и великодушного человека. Впрочем, Гитлер вполне мог опасаться реакции со стороны старого маршала Гинденбурга.

Президента, на всякий случай, полностью изолировали в его обширном поместье в Нейдеке. Везде стоят эсэсовцы: одни прячутся в парке среди деревьев, другие проверяют тех, кто приходит к президенту. Более того, камергер, граф Шуленбург, следит, чтобы изоляция президента никем не нарушалась. Когда друг Гинденбурга, граф фон Ольденбург-Янушау, живущий по соседству, по просьбе Папена захотел встретиться с президентом, чтобы сообщить ему о том, что происходит в стране, ему отказали в приеме — Гинденбург болен и никого не принимает. Но Гитлер осторожен. Теперь, когда СА разгромлены, а их руководители казнены, да к тому же ликвидировано много старых врагов, зачем продолжать расстрелы? В Берлине в ночь с 1 июля на 2-е появилось несколько листовок СА, но их призыв «Товарищи штурмовики, не позволяйте разоружать себя, прячьте оружие, не позволяйте себе стать палачами рабочего класса» никого не трогает. Граждане ведут себя спокойно и верноподданно. Элита страны, армия, партия — все аплодируют фюреру, а простой народ либо одобряет его действия, либо молчит. Ну а раз главные мятежники казнены, можно теперь проявить милосердие.