Шрифт:
Он безжалостно дразнил ее иногда, и в эти минуты она забывала свою преданность ему.
Ее маленькие ручки сжимались, глаза сыпали искры, и она, казалось, готова была броситься и растерзать его.
Был еще человек, к которому она относилась хорошо, — это Александр Михайлович Ртищев, товарищ Владимира по полку.
Напрасно дразнил его последний, говоря, что он неравнодушен к интересной дикарке. Ничего подобного не было. Анжелика заинтересовала его как исключительная, оригинальная натура. Он решился узнать ее ближе и добился того, что она довольно охотно говорила с ним. Он открыл в ней недюжинный ум и прекрасные стороны характера, которых никто в ней не видел, так как она, кроме угрюмости, скрытности и даже злобы, ничего не выказывала.
Анжелика стеснялась говорить с графом Владимиром, но с Александром Михайловичем она свободно высказывала свои мысли.
К интересу Ртищева примешалась жалость к бедной девочке, у которой не было ни одного человека, который бы любил ее, но последнего чувства он никогда не выказывал ей; она была слишком горда, чтобы переносить сожаление других. Нередко она, доведенная до страшного раздражения выходками Лоры, не выходила ни к завтраку, ни к обеду. Она сидела в своей комнате с сухими, пылающими глазами, со сжатыми руками, олицетворяя злобу всем своим существом. Между тем, характер у нее был не злой; все эти вспышки гнева происходили от того, что у дочери итальянской певицы было не меньше самолюбия и гордости, чем у графини Ладомирской.
Несмотря на свою молчаливость, она редко оставляла без ответа какую-нибудь колкость Лоры, и поэтому немудрено, что молодая графиня так желала удаления ее из дома.
Странно, что, несмотря ни на какие оскорбления и горести, Анжелика никогда не проронила ни одной слезинки. Ее великолепные глаза могли сверкать гневом и ненавистью, но не могли проливать слез гнева и обиды.
Уже год с лишком прожила Анжелика в доме графа.
В квартире Ладомирских царила какая-то невозмутимая тишина.
Анжелика мимоходом остановилась на пороге гостиной и, увидев Ртищева, сидевшего в кресле, а графа Владимира спящего в другом, на цыпочках подошла к Александру Михайловичу и поздоровалась с ним.
— Где все? Уехали? — отрывистым шепотом спросила она.
— Графиня Лора с Дмитрием в голубой гостиной, — также тихо ответил он ей.
Дмитрий, или Дмитрий Петрович Раковицкий, был товарищ по полку Ртищева и Владимира.
Она задумчиво постояла несколько минут, подняла упавшую газету Владимира и села на стуле у окна.
— Что с вами сегодня опять, Анжелика Сигизмундовна? Вы нездоровы? — спросил Александр Михайлович, всматриваясь в унылое личико девочки.
Ее тонкие брови сдвинулись, губы дрогнули, и она отрицательно покачала головой.
— Так, значит, с той стороны? — кивнул он по направлению к голубой гостиной.
— Да, — гневно прошептала девочка, — она опять мучила меня все утро. О, когда-нибудь я отомщу ей за все! — добавила она с жестом, не предвещавшим ничего хорошего.
В ту минуту Владимир проснулся и, с удивлением взглянув на нахмуренное лицо Анжелики, зевая, сказал:
— Однако я, кажется, крепко заснул! А вы что тут делаете? Анжелика смотрит так, как будто собирается меня проглотить, — пошутил он и, снова зевнув, встал с кресла.
— Который час?
Прежде чем Ртищев успел вынуть свои часы и от ветить ему, Анжелика была уже в столовой и сказала оттуда:
— Три часа!
— Как поздно. Мне пора домой. Дмитрий! — крикнул Александр Михайлович. — Не пора ли ехать?
— К твоим? — отвечал Раковицкий.
Услышав шаги Дмитрия Петровича и Лоры, Анжелика быстро выскользнула из комнаты. Владимир и Александр засмеялись.
— Ну, Лора, — обратился первый к входившей сестре, — доняла, видно, ты Анжелику. Бедняжка не может выносить твоего присутствия. Она только что была здесь и, услыхав, что ты идешь, убежала.
Лора презрительно передернула плечами и, ничего не ответив, грациозным наклонением головы простилась с молодыми людьми.
По уходе их Владимир походил по комнате, посвистал и снова сел в кресло.
— Такая скука эти воскресенья! Куда ты едешь, Лора? — спросил он, услыхав отданное ею приказание подать шляпку.
— Покататься. Не хочешь ли ты со мной?
— Нет.
Графиня вышла. Владимиру стало скучно. Мертвая тишина царствовала в квартире. Тиканье часов в столовой ясно долетало до него.
— Анжелика! — крикнул он. — Где вы? Идите, ради Бога, сюда, — прибавил он входившей девочке, — тут такая тишина, что мне кажется, будто я в могиле.
Она послушно села против него.
Несколько минут они молчали.
Он пристально смотрел на нее.
— У вас прекрасные глаза, Анжелика, — сказал он вдруг.