– Анна Рудольфовна, тише, пожалуйста... Какой сторож лодочной станции?... И какая отрава?... – шепотом спросила я, оглядываясь на кадровика, который смачно курил в своем кабинете. Мы с Остальской переглянулись, и я телепатически поймала ее мысль:

«Либо ты должна уйти отсюда, либо... у тебя должен быть план мести!.. Хоть какой-то план мести, Сашка!»

Я покачала головой и твердо сказала:

– Нет!

– Да ладно тебе, – сказала пани Остальская уже вслух, без всякой телепатии. – Пойду, у меня ж кот пропал!.. Кошмар и ужас мой, а не кот.

– А-а-а, – с облегчением кивнула я, радуясь перемене разговора. – А что за сторож-то меня спрашивал?...

– Да он у грузчика спрашивал про тебя, а ко мне не обращался.

– А чего ему нужно?... Ну, этому, с лодочной станции, от меня?... – быстро затараторила я, боясь, что Анна Рудольфовна снова начнет громко вещать про месть.

Пани Остальская вытащила платочек.

– Он ушел без цветов, значит, шел не к женщине, по крайней мере, ведь так? – Тут пани Остальская улыбнулась. – Похоже, у него виды...

– На кого? – удивилась я.

– На тебя, – пробормотала пани Остальская, вытирая слезящиеся глаза.

Я кивнула, а Остальская повторила:

– Раз он с лодочной станции, значит, мастер по ремонту катеров. – И, глубокомысленно вздохнув, встала.

– Анна Рудольфовна, а что вы пришли?... – все-таки спросила я. – Сказать про сторожа или...

– Я объявление хотела подать. – Остальская стояла у двери. – А что?

– О пропаже сфинкса? – улыбнулась я.

– Нет, скажешь тоже, – фыркнула старушка. – Сам придет, вот как май закончится, так и придет, у него всегда в мае гулянки. Я квартиру сдаю...

– Так давайте объявление, – на всякий случай предложила я, боясь, что она снова что-нибудь скажет про Рейтеля.

– Ладно, – согласилась Остальская. – «Сдаю квартиру» и дальше – номер телефона... Сколько с меня?

– Тридцать крон, – подсчитала я.

– Так дорого? – удивилась старушка.

– Это дешево. – Я засмеялась, хотя было мне совсем-совсем не смешно в то утро, совсем-совсем...

Кадровик вышел из кабинета и улыбнулся нам. Он-то заулыбался, а я похолодела, глядя на пани Остальскую. Но Анна Рудольфовна благоразумно промолчала. Зато, когда он отошел, пожаловалась:

– Видеть стала плохо!.. Вчера вместо десяти крон отдала сто. Прикинь, а? – посетовала она. – Хорошо, покупательница честная попалась...

– Вернула?!

Пани Остальская кивнула и добавила, глядя на свое объявление:

– Слушай, а не хочешь...

– Снять?... Я столько не зарабатываю, – покачала головой я.

– ...снова перейти ко мне, – договорила Анна Рудольфовна. – В магазин. Все равно ты ничего не осмелишься ему сделать, – кивнула она на Рейтеля в обнимку с Тиной Тернер. – Или я ошибаюсь?

– Как знать, – сквозь зубы в сторону ответила я, чтоб кадровик не услышал.

– И жить переходи ко мне, – вдруг сказала пани Остальская. – Кот мой пропал, а без кота – тоска... Подумай, Сашка, и звони мне, а лучше приходи совсем, ладно?...

И вышла.

А я задумалась, может быть, и правда переехать к ней? Только в качестве кого – прислуги, приживалки или компаньонки вздорной старухи?... Нет, это счастье – не для меня, поняла я через минуту очень непростых размышлений: ворчание старой дамы и ее капризы сведут меня с ума окончательно!.. И я тогда вряд ли уже вернусь в нормальную жизнь, какой живут обычные люди.

Казарму менять на жизнь приживалки нельзя, нет!.. Я подняла глаза и вздрогнула – рядом со мной, оказывается, стоял Кукулис и, видимо, без моего разрешения читал мои мысли. Рука его жужжала, а сам он пах как давно не мытый человек!..

Вдобавок самое страшное, оказывается, уже случилось, и, пока я боялась, что сумасшедший детектив раскроет мои карты перед Рейтелем, Кукулис все ему рассказал, не преминув сообщить об этом мне, с извиняющейся улыбкой Иуды.

– Ты сама виновата, – въедливо заключил он. – Где моя тысяча крон?!

«Можно подумать, она у меня есть!» – поморщилась я.

Это была вторая мзда за сегодняшний день, и она еще не закончилась, к моему большому сожалению.

Охранник вышел, кадровик куда-то испарился, хотя обычно сидел и улыбчиво гипнотизировал меня, сжимая коленями трясущиеся руки алкогольно-зависимого мученика. Я сидела в приемной одна, не считая кошмарного посетителя – детектива-мошенника Кукулиса.

И Кукулис дал волю своему красноречию... Оказывается, он шел по всему городу со своей жужжащей рукой с серьезными намерениями: