Шрифт:
И вот теперь вместо всего этого огромного чуда - каменные высокомерные хоромы из светлого кирпича, паркет в комнатах, стеклопакеты и телефон. Кот-тедж... Звучит выразительно.
Но последние годы загородный чванный а-ля дворец жил самостоятельно, без хозяев. Отец, несмотря на бодрость, ездить туда перестал, мать одна - тем более. Варвара предпочитала кататься всей своей семьей за рубеж, Ксения... О ней и говорить нечего.
Но отец довольно часто вспоминал загородный дом, заводил о нем речь. Как в тот памятный день.
– Почему бы тебе не съездить туда?
– загудел Георгий Семенович.
– Заодно отдохнешь от города, проветришься... И дачку навестишь.
– Через почему...
– пробубнила Ксения, аккуратно обходя отца глазами.
– А там с твоим Альбертом не отдохнешь.
Этот Альберт был колоритной, чересчур оригинальной личностью, награжденной к тому же точно такой же своеобразной судьбой.
Георгий Семенович приспособил его стеречь дачу. Жить Альберту все равно было негде.
На старости лет его жена, перешагнув за пятый десяток, внезапно ошалела и сделала цирковой кульбит - влюбилась в тридцатипятилетнего ДЭЗовского электрика. Обольститель был высок и атлетичен. С электропроводкой обращался на "ты". Нехватка одного резца справа вверху даже его красила, придавала выразительный штришок к очевидной харизме.
И Альберт стал грустно напевать слова известной песенки, поменяв там женское имя:
Полюби, Аленушка, электрика,
Пока его током не убило...
Взрослая дочь тоже оказалась материнской "электрической" любви не помеха. Тем более что давно намыливалась замуж. И жена объявила Альберту:
– Павлу жить негде. Он из Тулы. Так что съезжай отсюда! И нам не мешай!
Альберт совсем загрустил. Характера у него не водилось никогда, даже в молодые годы, а уж теперь, когда он превратился в облысевшего, чуток пузатого коротышку-старикашку, Альберт и вовсе не знал, как жить дальше. По профессии он был музыкант, кларнетист. Но из оркестра его вежливо попросили давно, потому что Альберт много болел, без конца опаздывал и иногда посреди репетиции вдруг застывал, погружаясь в свои мысли.
– Или музыка, или думы!
– изрек руководитель.
И Альберт остался без работы.
Он ничуть не расстроился, а засел писать. Пальцы зудели уже давно - Альберт мечтал создать эпопею о своей фамилии, описать всех предков-дедков, глобальный труд, так сказать. А вечерами бегал по концертам. Особенно уважал джаз. Домой он возвращался счастливым, напевая и пританцовывая по дороге. В метро люди смотрели на него, смеялись и радовались, что есть на свете такой забавный веселый старикашка.
– Кто будет это печатать?
– иронически справилась однажды жена, с возмущением оглядывая кучу исписанной бумаги.
Писал Альберт по старинке, шариковой ручкой, не помышляя не то что о компьютере, но даже о пишущей машинке.
– Издам за свой счет, - сказал Альберт.
– Маленьким тиражом.
Это было роковой ошибкой. С женой случилась истерика.
– Нахлебник!
– кричала она.
– Сидишь на моей шее и еще собираешься на мои деньги издавать свои паршивые творения!
– Почему они паршивые?
– искренне удивился непонятливый Альберт - Ты ведь не читала...
– И не собираюсь!
– орала жена.
– Выметайся вон!
Георгий Семенович наткнулся на лысоватого, отощавшего, прямо-таки желто-серого человечка возле магазина. Коротышка стоял понуро, с большой сумкой, и тоскливо глядел перед собой, ничего не видя. Шерстяная детская смешная шапка с помпоном упала на снег. Куртка был чем-то выпачкана.
– Кто это?
– спросил Георгий Семенович продавщицу.
Его здесь все знали.
Продавщица хихикнула в ладошку.
– В грузчики приходил наниматься...
Леднев изумился.
– Вот этот?! В грузчики?!
– Ага! Его жена выгнала, а на его место, в супружескую постель, молодого хахаля привела. Он у нас тут электриком. А Альберт - мужик хороший, безропотный. Роман пишет.
– Вот этот?! Роман?!
– снова изумился Георгий Семенович, кинув взгляд в окно.
Лысый мужичок по-прежнему смотрел перед собой. Лицо - как засунутое на время в бутылку.
– А чего такого?
– вдруг обиделась продавщица.
– Нынче все пишут. А он не хуже других, даже лучше, не верите вы мне!
Георгий Семенович сделал покупки и вышел на улицу. Подошел к странному мужичку.
– Вас как звать-величать?
Мужичок молчал.
– Альберт, а дальше? По батюшке-то как?
Коротышка молчал.
– В сумке-то у вас что? Тяжелая, кажется. Вы бы ее поставили.
– Роман...
– вдруг хрипло выговорил он.
– Дело всей жизни...
– Ладно, подбирай шапку, писатель. Я тебя усыновляю!
– объявил Леднев.
– Были две девки, теперь еще сынок прибавится.
И Альберт, отчества которого никто так и не узнал, попал на дачу. И зажил там в свое удовольствие, работая сторожем и сочиняя свою бесконечную эпопею.