Старик говорит:

– Нашей целью будет наземная и орбитальная оборона. Разведка должна сообщить нам все, что нужно, но насколько точны будут данные? Эти придурки не могут подсчитать, каким местом их задница присоединяется к спине. Кто-нибудь из вас был в Ратгебере?

Я неохотно поднимаю палец:

– Я. Два дня проездом шесть лет назад. Много не расскажу.

– Что-нибудь можешь сказать об оборонительных сооружениях? Ты был артиллеристом.

– Они их усилили.

– Ты видел их? Какое у них время реакции? У них системы обнаружения и управления огнем должны быть состыкованы.

– Откуда я знаю?

– На какое временное окно ракетной атаки можно рассчитывать? Есть ли шанс сделать все за один раз? Или нам придется прыгать туда-сюда?

– Я там все больше пил. Все, что я видел, выглядело стандартно. Человеческий фактор, время принятия решения. На первый заход имеем семь секунд. На следующие – ровно столько, сколько им надо на прицеливание.

– Крайне непрофессионально. Ты обязан был предвидеть. Разве не этому нас учили? Ладно, не бери в голову. Я тебя прощаю.

Я уставился на командира. Зачем он принял задание, которое ему не нравится? У него было право отказаться.

Такого никто не предложил.

Психованные стратегические планы штаба они матерят, но неизменно выполняют.

– Мистер Уэстхауз, программируйте полет. Переходим в гипер, как только получим данные.

Он складывает пальцы домиком перед лицом.

– До завтра, джентльмены. Поразмыслите. Я хочу прилететь и смотаться прежде, чем взорвется этот конвой. Наши друзья рассчитывают на нас.

Я мрачно улыбаюсь. Он и впрямь надеется, что в результате мы получим продленный отпуск.

Думает ли он о Мери? Давно уже он не говорил о ней.

Интересно, что она стала делать, когда мы улетели? Сейчас, должно быть, уже думает, что мы погибли. Наша эскадрилья запаздывает. В штабе знают, что мы живы, но гражданским никто ни о чем не сообщает.

Вейрес все еще ерзает. И решает поделиться с нами следующей мыслью:

– Мы уже долго летаем, командир. У нас заканчивается водород и АВ.

– Мистер Уэстхауз, посмотрите, нет ли у нас по пути маяка с водой.

Мы не так уж долго уходили от погони, но каждодневный клайминг постепенно исчерпывал запасы АВ. Обычный водород – меньшая проблема. На некоторых маяках есть баки с водой ради дозаправки во время патруля.

Менталитет инженера проявился. Когда запасы топлива падают ниже определенного уровня, у инженеров начинаются припадки. Специфическое заболевание этой породы людей. Им необходим жирный запас. На бомбардах они начинали беситься, когда запасы истощались на десять процентов. При двадцати процентах они никому не давали спать, скребясь когтями в дверь командира.

Им нужен запас «на случай непредвиденных обстоятельств».

Вейрес спокойнее других инженеров.

– Когда мы стряхнем погоню, много АВ нам не понадобится, – размышляет командир. – Будем сжигать то, что и так пойдет на дорогу домой. Запасы воды можем пополнить в любой момент.

Клаймер наиболее уязвим перед заправкой АВ и после полной выработки АВ. В эти моменты ему нужно, чтобы старшие братья и сестры за ним присмотрели. Он становится самым заурядным военным кораблем. Тщедушным,, хрупким, плохо вооруженным, медленным и легкоподстреливаемым боевым судном.

Именно вследствие этой уязвимости к точке заправки его ведет корабль-носитель.

Клаймеры – партизаны, а не фронтовики. В открытом космосе это – пушечное мясо.

Уверенность командира лейтенанта Вейреса не успокоила.

Такие вещи инженеров не успокаивают никогда. Жирный слой пессимизма – требование профессии.

– Вопросы есть?

Есть. Только что толку их задавать?

Командир разрешает нам перебраться на борт маяка. Я преодолеваю люк, просто чтобы взглянуть, как там живут люди.

Твою мать! Свежие лица! Чистые лица! Откормленные, улыбающиеся, приветствуют героев Вселенной. Блестящие, румяные, как дети. А женщин, черт побери, нет.

Мы похожи на пленников средневековой темницы, только что выпущенных на свободу. Желтая кожа, изможденные, чумазые, нечесаные волосы, дикие глаза, нерешительные, скованные.

Черт возьми! Это действительно другие люди….

Мы смотрим на экипаж маяка, и я тут же начинаю чувствовать, как наше настроение овевает свежий ветер. Холодный шторм, прогоняющий ядовитый смог. Люди улыбаются, жмут друг другу руки, хлопают друг друга по спинам.