Шрифт:
— Или он случайно навестит тебя дома.
Элвин напряглась.
— Дома?
— Да. Катарина рассказала мне о его визитах. — Уилл не мог не заметить ее испуга. — Спрашивала, кто он такой.
Сердце Элвин бешено колотилось. Да, Гарин искал с ней встречи. В последний раз приходил на прошлой неделе. Принес книгу, «Романсеро», которую она хотела почитать. Элвин забыла, что упоминала о «Романсеро» в разговоре, и была удивлена, что он помнил. Они стояли в тени у дома, разговаривали. Он шутил, заставил ее рассмеяться, и она со смутной тревогой обнаружила, что ей с ним легко. Наверное, так было потому, что они делили общую тайну, об «Анима Темпли» и остальном. С ним можно было говорить свободно. Гарин ее понимал, сочувствовал, с ним Элвин ощущала себя не такой одинокой. Во всяком случае, так она себе говорила. Уилл не сводил с нее глаз.
— Я не рассказывала тебе, потому что знала, как ты расстроишься, — ответила Элвин после мучительного молчания. — Но я его никогда не приглашала. Что мне было делать, если он приходил?
— Сказать, чтобы оставил тебя в покое.
— Нет. — Элвин встала. — Ты не имеешь права запрещать мне с ним встречаться. Ведь я совсем ничего не значу в твоей жизни.
Уилл тоже поднялся.
— Он нехороший человек, Элвин. Я ему не доверяю.
— А я доверяю.
— Почему? Ты должна его ненавидеть за предательство в Париже. Какие произошли изменения?
— Он изменился. Я поняла, что заставило его тогда так поступить, Уилл. И недавно он меня выручил из беды, когда…
— Когда меня не было, — с горечью закончил Уилл.
— Давай не будем ссориться? — пробормотала Элвин. — Ты завтра отбываешь. — Она встретила его взгляд. — Я не хочу подобного расставания.
— Я тоже не хочу, — тихо отозвался Уилл и взял ее руку. — Пошли.
Они двинулись вдоль пристани. Молча, оба подавленные.
По возвращении из Каира прошлым летом Уилл уступил ее настойчивым требованиям и рассказал об «Анима Темпли» и неудачном покушении на Бейбарса. Все объяснил.
Затем у них настала счастливая пора. Он навещал ее чаще, чем прежде, всегда с подарком. То с цветами из сада прицептория, то с горшком густого янтарного меда. Однако блаженство Элвин длилось лишь до конца года. В последние месяцы визиты Уилла опять сделались редкими и короткими. Он приходил хмурый, говорил мало. Она понимала, что предотвратить страшную войну очень важно и, когда его миссия закончится, он опять вернется к ней. Но обманывать себя было трудно. Ведь в глубине души Элвин знала, что так и останется у него на втором плане, а за этой миссией последует другая. Она посвятила себя ему, но он посвятил себя спасению человечества и не понимал, что ее тоже нужно спасать. А может, и понимал, но предпочитал об этом не думать, поскольку спасать человечество — это героизм, а для ее спасения надо покинуть орден.
Но самое главное, отдаление Уилла она не только воспринимала сейчас без обычного расстройства, но и тоже начала отдаляться.
Первые признаки этого вызвали у нее шок. После Рождества Андреас отправился в Дамаск покупать шелка, и Уилл приходил к ней в магазин. Однажды, когда они занимались любовью, перед ее внутренним взором неожиданно возник Гарин. Тогда Элвин была сильно огорчена, но в следующий раз, снова увидев перед собой в самый интимный момент Гарина, она лишь покраснела. С тех пор в Элвин что-то неуловимо изменилось. У нее появилась тайна, которую она хранила как драгоценность в шкатулке и куда время от времени заглядывала, получая удовольствие от увиденного. Ключ от шкатулки был только у нее. Об этой тайне никто не мог догадаться, меньше всего Уилл.
Она жила с ощущением, словно ее разделили на две половины. Одна без меры любила этого человека, шагавшего сейчас рядом, державшего ее руку. Эта половина терзалась при мысли об опасностях, которые он скоро встретит, и от невозможности его остановить. Другая половина была холодной и отчужденной, твердо убежденной, что он давно сделал свой выбор, а она никогда ничего от него не получит, кроме страданий. Шкатулку открывала вот эта вторая половина.
Они подошли к дому Андреаса. Уилл поцеловал ее на прощание, сказал не тревожиться. А потом повернулся и пошел твердой решительной поступью. Глядя вслед Уиллу, она вдруг отчетливо осознала, что больше никогда его не увидит. Боль и отчаяние были непереносимы. Но одновременно с этим она чувствовала еще и какое-то странное облегчение, которое добавляло боли.
Цитадель, Каир 25 февраля 1277 года от Р.Х.
Хадир сидел сгорбившись в крытой галерее, соединяющей две башни. Наблюдал последние приготовления к походу армии мамлюков. В головной отряд входили полки Бари, Мансурийя и еще несколько. Позднее в этот же день выйдут остальные полки и вспомогательные части. Всего войско насчитывало больше восьми тысяч. Вот такая сила двинется на север. Лицо Хадира исказила злобная гримаса. Жаль, что мощь эта обрушится не на христиан в Палестине.
Семнадцать лет прошло с тех пор, как Бейбарс разбил неверных. Тогда султан мог уничтожить франков раз и навсегда. И вот сейчас Хадиру мучительно было видеть, что его господин направляется в другую сторону. Но не по своей воле он делает это. Нет. Султана сбили с пути. Калавун, презренный сын греха, после гибели Омара принялся охмурять султана. Но надежда оставалась. Повелителя следовало вылечить от этой болезни, и Хадир знал как.
Назир жив. Ассасины получат выкуп и освободят атабека. Тогда он назовет имена тех, кто повинен в смерти Омара, и Бейбарс начнет мстить. Ему надо лишь омыть руки свежей кровью христиан, и их дни будут сочтены. Это было первое лекарство. А второе Хадир припас для Калавуна. Совсем простое.