У нас на улице жыли гладкие и наглые . Их жызнь, мне казалось, была сплошным праздником. А ко мне в 11 лет стали подпездывать всякие старЫе взрослые дяди, Хоть я была некрасивой, мелкой и не особо развитой. Я не понимаю, в чем им был бонус...
Чтобы изменить документ по умолчанию, отредактируйте файл "blank.fb2" вручную.
ДЯДИ
У нас на улице жыли гладкие и наглые бляди.
Их жызнь, мне казалось, была сплошным праздником.
А ко мне в 11 лет стали подпездывать всякие старЫе взрослые дяди,
Хоть я была некрасивой, мелкой и не особо развитой.
Я не понимаю, в чем им был бонус –
Тащицца за мной до школы, несть пОртфель и подтягивать гольфы.
Одново была фамилия Кацнельбоген; другова – ПопандопОлус,
А третий был наш трудовик Фрэй, но он себя называл Вервольфом.
Я с ними не могла общацца, мне было голимо.
Я подыхала от скуки и отвратилова.
А однажды одна старАя блядища, проходя мимо,
Устроила ПопандОпуле истерику и винтилово.
Она у нево мой пОртфель вырвав из рук,
Его с моста в говнотечку, сука, закинула, -
Т. к. ПопандОпул был как бы ее супруг,
А она к нему токчто припиздила – с Кишинева или из Киева.
Трудовик Фрэй вообще – меня в мастерской пытался поставить раком.
А Кацнельбоген, жыдяра, на ухо спрашывал: есть ли у меня уже «менструацыя».
При этом в рыло нырял: кошводкой, цымесом и фаршмаком.
Все это вместе взятое было мне психотравма бля и фрустрацыя.
Щас меня от всех взрослых дядей тянет блевать –
Пусть даже он такой распиздатый как Курицын и Гаврила.
А уж все остальные – то это вообще – ебать:
Чем Мякишев или Лурь, мне пизже любой педрила.
Как Ильянен: пусть он жлоб, зато не устроит мяса.
И никогда не станет меня за жопу хватать.
А вот все остальные – это и есть – ахуевшые пидарасы,
Которых тока и надо, чтоб в жопу всех отъебать
СВЕТСКИЙ РЕСПЕКТ
(ярмарка non-fiction - 2007)
Я была в Москве на мега-литературном мероприятии,
Где все аж 4 дня в основном бухали.
Туда наломилась вся писательская пиздабратия.
Они друг другу дрочили мозг – кто прозой, а кто стихами.
Везде висели большие постеры с харями Пригова
Так как он незадолго до того здох.
Вот поэтому его харями кругом было все утыкано,
И еще крутилось кино в режыме нон-стоп.
Короче, я, набухавшись в буфете конины, зырю:
В толпе продираецца чья-то знакомая харя, но точно не помню, чья:
Ну бля – если столько бухла, как я тада, запузырить,
То трудно будет одново от другова отличить старОва хуЯ.
Сначала мне показалось, что это пиздячит Пригов.
– Хуясе, - решыла я, - вот это я допилась.
СтарОй такой, и в очочках, только ростом мелкий, как Быков.
И вот он, пиздуя мимо, кивнул мне башкою: здрась!
Наконец я воткнула, что это Лев Рубинштейн.
Подхожу и говорю ему прямо, без всей ботвы,
Чтобы выразить светскую вежливость и респект:
– Я, блядь, очень рада, что это Пригов здох, а не вы.
ТУПНЯК-ПАТИ
Вчера ко мне на хату припиздили на 4 рыла
Представители духовных и творческих бля занятий:
Отец Арсений, отец Валерий и еще два педрила:
Стеснительный славист из Парижа и из Сан-Францыско какой-то ебнутый дядя
Отец Валерий поддудонил аппаратуры всяческой дохуище,
Чтобы ею меня снимать и записывать на кино.
А его друган – вообще из Америки поддудонил в Питер свое еблище.
Бля, они же не знали, что я окажусь такое говно.
Установив диктофон, камеру и еще какую-то шнягу,
Типа что я вдруг чета умное и пиздатое туда скажу,
Они со мной как давай пиздеть про всякую заунывную и тухлую шляпу:
Нихуя не понятно: я сижу, туплю в жало и не пизжу.
Там были слова: пепперштейн, секацкий, постмодернизм, маруся климова и ахматова.
Я все эти слОвы вообще впервые в жызни слышала, блять.
Но на все вопросы я отвечала очень пиздато:
«Ну, хуй знает» и «на это мне поебать».
Хоть чувак из Парижа по-русски не очень шпрехал,