Хорош, ничего не скажешь. Не голова, а прыщ на толстой шее, торчащей из горы мышц.

— Это ты будешь Бадди? — спросил Эрленд.

— Где твоя телка? — спросила гора.

— Я у тебя думал об этом узнать, — удивился Эрленд.

— У меня? Нет, приятель, телок я не поставляю. Тебе надо наверх, снять там телку, а уж тогда обратно ко мне сюда.

— А, вот ты о чем. — Эрленд понял, что гора и не думала его узнавать, а просто приняла за клиента. — Я тут не за этим. Мне нужна Ева Линд.

— Ева? Давно не работает. А ты ее снимал, что ли?

Эрленд в недоумении уставился на громилу:

— Что значит «давно не работает»? В каком смысле «снимал»?

— Ну, она подрабатывала у нас тут временами. А ты ее откуда знаешь?

Дверь справа распахнулась, оттуда вышел молодой человек, на ходу застегивая ширинку. За его спиной сквозь дверной проем Эрленд увидел, как в комнате совершенно обнаженная девушка нагибается поднять с пола одежду. Юноша бочком просочился между Эрлендом и громилой, похлопал того по плечу и убежал вверх по лестнице. Девушка поглядела на Эрленда и захлопнула дверь.

— Ты хочешь сказать, тут, внизу? — ошеломленно спросил Эрленд. — Ева Линд работала у вас?

— Ну да. Только давно. Впрочем, таких, как она, у нас тут хоть отбавляй, вот хотя бы телка, которая в этой комнате, — сказал Бадди таким тоном, словно хотел набить девице цену, и ткнул пальцем в сторону другой двери. — Студентка, медичка из Литвы. Слышишь? На скрипке играет, не хухры-мухры. Учится в каком-то супер-пупер университете, в этой ихней Польше. Их тут много, ездят к нам бабла срубить. А потом обратно, учиться.

— Мне нужна Ева Линд. Подскажешь, где ее найти?

— Мы никому не говорим, где живут девушки, — сказал Бадди и хитро прищурился.

— Мне решительно плевать, где живут девушки.

Эрленд тяжело вздохнул. Держи себя в руках, тебе же нужна информация, ну так веди себя осторожно. А потом, как найдешь Еву, можешь вернуться и с удовольствием прижечь этому мудаку прыщ, заменяющий ему голову.

— Понимаешь, Ева Линд, судя по всему, в опасности, она просила меня ей помочь, — продолжил Эрленд настолько нейтральным тоном, насколько был способен.

— А с какого перепугу тебе ей помогать? Ты вообще кто, дедуля? Ейный папаша?! — издевательски заржал Бадди.

Эрленд посмотрел на собеседника и задумался: голова такая маленькая, каким ударом лучше залепить по ней, чтобы не промазать, — хуком слева или все-таки прямым сверху? Тем временем Баддина улыбочка второпях покинула его невеликую рожу — до вышибалы дошло, что он с первого выстрела попал в яблочко. Он вообще если попадает в яблочко, то только так, дуриком. Громила похолодел и отступил на шаг:

— Ты что, тот самый легавый?

Эрленд кивнул.

— Наше заведение совершенно законное.

— Плевать мне. Ты знаешь, где сейчас Ева Линд?

— Она что, пропала?

— Не знаю, — ответил Эрленд. — Во всяком случае, я ее найти не могу. А надо — она позвонила мне сегодня и просила помочь, а я понятия не имею, где она. Мне сказали, ты с ней знаком.

— Я с ней жил некоторое время, она что, рассказывала тебе?

Эрленд отрицательно покачал головой.

— С ней вообще непросто. Башню снесло давно и не вернуло обратно.

— Знаешь, где она сейчас?

— Я ее сто лет не видал. А с тебя ее, кстати, воротит, знаешь?

— Когда ты с ней жил, кто ей доставал дурь?

— Ты про ее барыгу, что ли?

— Ну да, про барыгу.

— Ты его в кутузку хочешь упечь?

— Да плевать я хотел и на него, и на кутузку. Я ищу Еву Линд. Поможешь мне или как?

Бадди задумался. Он ничего не должен ни этому старому пердуну, ни тем более Еве Линд. Коли хотите знать, он, Бадди, видал Еву Линд в гробу и в белых тапках. Но на лице у гостя было написано нечто такое, что Бадди решил — его шкура будет целее, если он не станет вставлять легавому палки в колеса.

— Я про Еву ничего не знаю, — сказал он. — Тебе нужен Атли.

— Атли?

— Только не говори ему, что это я тебя навел, идет?

Эрленд поехал в самый старый район столицы, близ порта, размышляя о Еве Линд и о Рейкьявике. Он-то сам «приезжий», всегда так о себе думал, несмотря на то что прожил в городе, считай, всю сознательную жизнь и был свидетелем, как столица расползается все шире и шире, через заливы и холмы, по мере того как пустеют в стране хутора. Новый город, новые районы, все чуть не лопается от народа, которому больше не любо или невмоготу жить в рыбацких поселках, в долинах и горах, который приезжает в столицу, чтобы строить новую жизнь, но отрывается от корней своих и оказывается в единый миг и без прошлого, и без ясного будущего. Впрочем, ему-то, Эрленду, в этом городе всегда сопутствовала удача — но так, как сопутствует она предприимчивому иностранцу. [14]