Что вам ответит оппонент? Он скажет (к бабке не ходи — скажет!), что христианство, звавшее обездоленных на борьбу за справедливость, — это хилиастическая ересь! Вы хотите защитить христианство от опиумных наветов. Как это сделать? Привести контрпримеры! Вы их приводите, а вам говорят от лица церкви: «А это все не мы! Это хилиастические еретики!»

Что вы можете ответить на это, если вы культуролог, испытывающий самые искренние симпатии к христианству и желающий оградить его от опиумных наветов? Что это и называется переформатирование. И что трансцендентальный императив никоим образом не исключает участие церкви в мирской жизни. И прежде всего, в борьбе за умы и сердца людей. А там, где есть эта борьба, там есть и все остальное. Политика в том числе.

Новые постсоветские «религиозники» (они же иногда и бывшие советские обществоведы) выполняют классовый заказ. И именно поэтому изгоняют из церкви все левое, называя его хилиастическим. Они боятся, как чумы, например, христианского левого социализма, да и любого другого социализма, хоть бы и самого что ни на есть «правоуспокоительного». Ну, что же… Заказ так заказ… Рассмотрим, что это за заказ, никоим образом не травмируя констатацией оного трансцендентального императива верующего. Верующий — он ведь не только верующий. Он ведь еще и человек с определенными социальными, культурными, а значит, и политическими запросами.

Кроме того, он мыслящий человек, знающий историю вопроса. Одно дело, если он может быть верующим и одновременно поддерживать Сальвадора Альенде. Или даже Фиделя Кастро. А другое дело, если ему говорят: «Поддерживай Пиночета — или от церкви отлучим! Не проголосуешь за франкистов — к причастию не допустим!» Он ведь и задуматься может, этот самый верующий. И задаться, к примеру, вопросом: «А у кого политический перегиб-то? Кто на деле отменяет трансцендентальный императив, превращая духовную страсть в заложницу неких очень грубых и однозначных политических предпочтений? Что представляют собой эти предпочтения? Что же именно собираются отсекать в угоду этим самым, грубым до безумия, новоявленным суррогатам классового подхода? В чем тенденция и куда она нацелена? Что она уже обнажает и что скрывает до поры до времени? И если это тенденция (то есть нечто, имеющее направленность), то не заденет ли такая направленность раньше или позже то смысловое ядро, которое и делает верующего верующим?»

Итак, необходимо всего-то несколько констатации для того, чтобы все сдвинулось с мертвой точки.

Констатация № 1 — что все российские экзерсисы с Платоном, Плотином, Августином, хилиазмом etc. нужны для решения вульгарнейшей политической задачи, состоящей в таком переформатировании христианства, при котором все левое, социалистическое, «розовое» и уж тем более «красное» (а ведь и такое как-никак существует) окажется беспощадно ампутировано. А в христианство окажутся допущены только правые и ультраправые в их постсоветском специфическом понимании.

Констатация № 2 — что никому не придет в голову замыслить и уж тем более заявить о чем-то подобном ни в православной Греции, ни в католической Испании. И уж тем более — в Латинской Америке. Такие заходы возможны только в постсоветской России.

Констатация № 3 — нигде более такие заходы невозможны, поскольку сами конфессии ни на что подобное не пойдут. А почему не пойдут? Кто там, у них, делает подобные заходы неосуществимыми? Государственная власть, что ли, ставит на место конфессии, тяготеющие к подобному? Ничуть не бывало! Во-первых, из ценностных соображений. Конфессии понимают, что, ампутировав все левое и социальное, они приведут к необратимой мутации весь институт Церкви.

Во-вторых, не пойдут из соображений прагматических. Конфессии заботятся о пастве. Как-никак, XXI век.

Ну, так что же? В моем Отечестве не работают ни ценностные, ни прагматические соображения, которые работают везде? А почему они здесь не работают? Так мало верующих? Отнюдь! Такая борьба за чистоту православия? В Греции очень искреннее и даже истовое православие. А об ампутациях указанного типа никто и помыслить не может. Так, значит, есть в происходящем нечто экстраординарное? Есть!

Констатация № 4 — эта экстраординарность, будучи признанной, не может быть изъята из контекста всех прочих экстраординарностей — социальной, культурной — без тех четырех «д», о которых я говорил и число которых можно существенно увеличить.

Констатация № 5 — что заходы, призванные приравнять развитие к греху, тоже достаточно экстраординарны. И должны быть рассмотрены в одном ряду с прочими экстраординарностями.

Констатация № 6 — что подобный набор экстраординарностей, как минимум, не исключает наличия в происходящем определенной тенденции, имеющей далеко не частный характер.

Констатация № 7 — что перед нами ситуация, когда оппонент, наплевав на все трансцендентальные императивы, вознамерился проводить переформатирование конфессии с далеко идущими последствиями во имя решения супероднозначных задач грубейше политического характера. А в такой ситуации попытка анализа тенденции с применением аппарата, использующего политическую параметризацию наряду с другой, как минимум, допустима.

Констатация № 8 — используя политическую параметризацию (и оговаривая сразу же, что к ней дело мы сводить никоим образом не намерены), мы должны признать, что речь, по сути, идет о попытке поставить Русскую Православную Церковь на службу классовым (и только классовым) интересам. Что, мягко говоря, «не есть хорошо».