– Что, тёще и кошкой… доставалось?

– Было дело. Одним словом попёрли меня из учебного заведения взашей. Декан, тещ недолюбливал, у него три было. После долгих и мучительных переговоров с ректором, в институте оставили…, условно. Оттого последняя беседа состоялась, когда получил диплом. А уж как обрел, так захотела полежать она в отделении травмы позвоночника.

– Нет… Мою бить нельзя, – засомневался в разумности изощрённого семейного диалога авиатор. – У неё стенокардия. Помрёт, чего доброго, от первого щелчка.

– Это как щелкнуть. Важно в меру. Но вообще-то они удивительно живучи, – профессионально обобщил бывший студент.

– Грыжа! Грыжа! Грыжа! Сукина дочь, а ну ко мне!

Из-за валяющегося бульдозерного ножа выскочила черная, лохматая собачонка. Виляя обрубком хвоста и омерзительно тявкая, мохнатый клубок принялся накручивать петли вокруг неторопливых собеседников.

Между тем авиатор продолжил, – работала тёща в торговом центре продавцом, никого не трогала и вот тебе на… – пропала.

– Если так и дальше пойдет, то не останется в Мстиславске ни одной тёщи, – пытался шутить приезжий.

Однако зять с юмором не дружил, а потому тему продолжил, – отправлюсь Галактику искать. Гадина завсегда любвеобильной была. Представь, к одному хряку за девять километров бегала. И сейчас, там. Оглоблей за распутство воспитывал. Не понимает. Проститутка, одним словом. Но найду. А вот с тёщей сложнее.

– А живешь где?

– Неподалёку от больницы номер один.

– Где теща потерялась?

– Нет. Она в кардиологию второй больницы легла. Как чувствовала, говорит: "Вот подлечусь у Светки, и к морозам свинуху заколем, а то подлюка совсем скурвилась, полезный вес сбросила от своей женской распущенности". Не успели… Теперь ни тёщи…, ни Галактики…, – как-то неторопливо и печально заключил авиатор.

– А меня после ординатуры в больницу номер два анестезиологом направили, трудоустроюсь и поищу тещу. Человек в больнице потеряться не может. Самая большая неприятность, что может произойти, так это в ящик загремит, а потеряться никак.

– А что ординатура? – поинтересовался авиатор, – на профессоров готовят?

– Ну,… почти…, только наоборот.

За содержательной и неторопливой беседой, закончилась "Балтика номер три". Через минуту в компании ослепительной брюнетки Грыжи нечаянные знакомые достигли автобусной остановки. Здесь, в киоске взяли пива, но открыть ёмкость не успели, поскольку вдалеке замаячил автобус.

– Допью дома, – решил авиатор и учтиво произнес: – а ведь не познакомились, меня вот к примеру Сёмой звать.

– Ну, а меня к примеру Лёша Шпекин, – в тон собеседника заметил дипломированный эскулап.

Автобус номер один подошел первым. На вывеске было написано: "Аэропорт – больница номер один". Когда дверь уже закрывалась Сёма, придерживая ногой, вдогонку крикнул: – Эй, запомни улица Малая Больничная, дом 18.

– Понял. Бывай. С космическим приветом. Сыщик.

Достаточно скоро по Мстиславским меркам (минут через сорок) подошел автобус номер два. На облезлой боковине присутствовала небрежная надпись: "Аэропорт – бол. номер два" и нацарапана фривольная надпись с просьбой обращаться по телефону 11-00-88.

С Алексеем в автобус зашли два подозрительных парня. Один крупный, мордатый и шумный. Второй мелкий, худощавый и тихий. Длинные до плеч волосы, жидкая, длинная борода, делало худощавое лицо несколько гротескно-иконописным, как если бы иконы писали Кукрыниксы. Диалог антиподов разместившихся на переднем сиденье, заставлял прислушиваться.

Я говорил, что четвертая лишней будет, – шептал мелкий.

– Нисколько, по мне так мало. Наливай быстрей, как тронемся, расплещешь.

Не успел он произнести, как автобус рванулся, драгоценная жидкость бурным потоком хлынула на пол.

– Это твоя доля, разлилась, – почти сценическим шёпотом пробасил мордатый.

– Хорошо. Лучше думай, что Оголтелому говорить.

– Что? Что? Скажем…? Ну,… Пригородный консультировали.

– Консультанты говоришь? Это два бессонных дня у постели больного в трудах пребывали?

– Ну, к примеру, сложный, неординарный случай. Травма. Кровотечение. Сепсис.

– Да…, системный воспалительный ответ, респираторный дисстрес-синдром, полиорганная недостаточность, – с иронией добавил мелкий собеседник.