Господин Дамиан Толди, керторец, начальник внутренней охраны, был Эйку наиболее симпатичен, и именно потому его мнение о происходящем менее всего интересовало Яна-Петера. Много ли проку от оценок и впечатлений человека, который считает, что королевская тайная служба должна заниматься своим делом и только им, а не лезть, вместе с половиной обитателей столицы, в политические игры? От того, что в Собране уже девятину кряду творится то, что не постичь ни рядовому, ни из ряда вон выходящему уму, не станет меньше ни тамерских шпионов, всегда готовых выловить рыбку в мутной воде, ни собственных дураков, способных устроить гражданскую войну лишь из желания побряцать оружием и погарцевать на породистых жеребцах. В политику же лучше не вмешиваться хотя бы потому, что разобраться в происходящем может либо безумец, либо тот, кто все это затеял — но герцог-регент не спешит делиться планами ни с кем, кроме ближайшего круга соратников, а действовать наугад будет только самонадеянный болван. Как известно, враг может захватить город по нехватке гвоздя, так стоит ли тащить клещами гвоздь, если не знаешь, что именно на нем держится? За герцогом-регентом тянулся длинный и неприятно пахнущий шлейф крайне сомнительных деяний, с этим спорить трудно. Еще девятину назад мало кому знакомый в лицо полковник западной армии, наследник покойного казначея, в одночасье стал комендантом столицы, а потом и регентом при юном короле, о котором говорили… разное. Регент шустро взялся за расследование дерзкого убийства покойного короля — вот только пострадавших было удивительно мало. Арестовали почти две тысячи жителей столицы, арестовали и в течение седмицы мирно выпустили, хотя заложники от каждой из одиннадцати земель Собраны могли бы остудить пыл противников герцога-регента Скоринга. Казненные же «пособники убийства», равно как и едва ли не ежедневно вздергиваемые на виселицы повинные в оскорблении величества негодяи, по подозрениям господина Толди, принадлежали к числу соратников ныне покойного казначея, а весной подбивали горожан к хлебному бунту. Так что обвинения, конечно, были ложными, а вот приговоры — вполне справедливыми.

Еще много говорили о еретиках-«заветниках», которых привечал казначей, а ныне пригрел герцог-регент, но начальник внутренней охраны еретиков не боялся, а все их бредни почитал полной чушью. Конец света они готовят, видите ли. Противостоящего в мир впустить хотят. Со дня сотворения мира все хотят, хотят — а ничего, кроме отвратных обрядов и ритуальных убийств пока не видать… а это забота Церкви. Хотя очень странно, что в качестве опоры казначей выбрал именно еретиков. В пику божественной королевской династии, что ли? Однако ж, к печальным загадкам в последние полсотни лет не привыкать — короли Собраны, потомки богов, не должны сходить с ума, а они сходят. Двое подряд: и Мышиный

Король, отец Ивеллиона, и сам Ивеллион, но папаша-то был безумцем тихим, а сын — буйным и злобным. От такой милости богов и к врагу рода человеческого на поклон побежишь… И если бы этим все странности нынешней обстановки ограничивались — увы, они только начинались. Господин регент увлеченно перестраивал страну, о чем в Собране уже забыли со времен Лаэрта I, последнего великого короля. Прямо под носом у герцога-регента процветала коалиция, уже прозванная острословами «малым королевским советом», советом при законном короле, младшем брате его величества Араона — и что? Ни единого перышка со шляп членов малого королевского совета и их соратников не упало. Господа впрямую называли его величество узурпатором, герцога-регента — первейшим из подлецов, собирали силы для вооруженного противостояния, вели переписку со всей Собраной и соседними державами… а регент даже и за ухом не чесал, чтобы прищучить эту вольницу. Вряд ли не мог, сил у него хватало. Значит, не хотел. Оппозиция вдохновенно болтала обо всем на свете, от вооруженного переворота до убийства регента, вот только действовать никто не спешил, а с герцогом Алларэ Дамиан Толди проработал шесть лет и прекрасно знал, что Алларэ бросает на ветер лишь те слова, которым самое место — лететь по ветру, значит, и с той стороны тоже никто не хотел настоящей борьбы. Элегантное противостояние, не дуэль, а дружеский поединок, и кажется даже, что оба герцога заранее сговорились, как будут его вести. Очень легко в это поверить, глядя на происходящее, и только последний дурак встрянет в их танец. Танец канатоходца над пропастью; тут чихнуть лишний раз страшно, не то что переходить к действиям: одиннадцать земель Собраны разделились почти поровну, одни поддерживают герцога Скоринга, другие — герцога Алларэ. Герцогство Скора и баронство Брулен могут в любой момент отложиться или даже вступить в союз с Тамером — и прощайте, выходы к западным морям; северные земли вслух мечтают о независимости, а из одиннадцати Старших Родов в наличии только четыре, главы остальных в течение года… вежливо говоря, прекратились. Кого король казнил, кто на войне погиб, другие тоже нашли способы покинуть сей неуютный мир. Какие тут действия, на цыпочках ходить надо, и дышать в рукав!.. А если господин регент назначил главой королевской тайной службы своего верного человека — так тому и быть. Жаль только, не все это понимают, и не все хотят помнить свое место; некоторых, кажется, накрыло политическое поветрие.

Дело, может, и хорошее — только не для того, кто выбрал карьеру в тайной службе.

То, что все трое не имели ни малейшего отношения к сегодняшнему — точнее, назначенному на сегодня — покушению, было вполне очевидно. Даже господин начальник канцелярии не сделал ничего, хотя был врагом явным, вставшим в полный рост еще в первый день после переворота, и не стеснявшимся того. То ли удачу господин Кромер испытывал, то ли терпение начальства… а начальство испытывало — на нем — верность многих своих предположений, планов и действий, а попутно и приглядывало за тем, что происходит вокруг агайрца. Потому-то начальник канцелярии и дальше мог не бояться ни ареста, ни ножа в спину — пока не переходил от желаний к их осуществлению. Маяк — он и есть маяк, кто же в здравом уме будет его сносить, уж не уроженец приморского Брулена точно… Господин Эстьен был штучкой посложнее; его упорство в верности заслуживало уважения, а душевное противоборство между интересами личными и государственными было достойным предметом для наблюдений. Пожалуй, Эйк предпочел бы, чтобы победили личные пристрастия. Победи прагматизм и соображения рациональности, в тайной службе станет на одного лояльного сотрудника больше и на одного хорошего человека меньше. Только вот придется сегодня старшему цензору пойти на сделку с врагом, и придется — ради герцога Алларэ, которому любое действие непрошенных единомышленников повредит слишком сильно. Жаль, неприятный выбор, точнее уж — его отсутствие, но иначе не обойтись. Эстьен, конечно, встанет на первую ступеньку без колебаний, и это печально, потому что где первая — там и вторая. Причину, по которой алларец счел регента недостойным ни понимания, ни примирения, Эйк почитал совершенно осмысленной; да что там, он сам едва не покинул столицу, узнав об инциденте в тюремной крепости. Яну-Петеру было проще. Не оправдать — кое-что оправдывать нельзя, но хотя бы вынести за скобки: они с регентом видели один сон на двоих; но до чего же противно заставлять Эстьена идти против совести…

А господин Толди… просто замечательно, что здесь хватает подобных ему, ибо, как говорится, хороший человек — не должность, а посланное богами испытание.

Интересно, что именно хотел подлить секретарь в любимый начальством горьковатый чай из мелиссы и можжевельника? Яд или снотворное? У заговорщиков конец зависел от начала, у Эйка — начало, до которого ему еще нужно было добраться, от конца: бледного недоразумения, подпрыгнувшего на невинной просьбе принести воды. Участь секретаря известна заранее и на вкус подобна ивовой коре: свои не простят ему столь явно выданных планов, пусть и выданных невольно, с перепугу и от неумения, а господин глава тайной службы считает, что человек, столь обделенный разумом и выдержкой, имеет всякое право на жизнь, пока не пытается покуситься на чужую. Тут уж — увы. Секретарь очень уж нервничал. Так, как едва ли станет нервничать человек, который знает, что его жертва достаточно быстро умрет, не поняв, что произошло или не успев принять меры; в конце концов, здесь не служат люди слишком трепетные. Даже в канцелярии. Да и не в начальнике тайной службы вообще дело: его можно зарезать в собственном кабинете в любой момент. Если просто вломиться всей компанией заговорщиков… Значит, что-то, что может помешать Эйку явиться во дворец с вечерним докладом; значит, с докладом поедет кто-то другой. Перечень тех, кто это может быть, сравнительно невелик. Один из них. С ним — кто-то из четверки агентов, что постоянно дежурят в особняке на случай срочной необходимости; «для охраны». Один из семи руководителей подразделений и один из четырех дежурных агентов. Этих нужно вычислить и взять под белы руки по возможности тихо; шум не нужен, шум нужно поднять чуть позже и совершенно определенный: рабочий и полезный. А лишние пострадавшие тем более не нужны — хорошие агенты у нас наперечет, опытные заместители — тем более… Приехать, значит, во дворец с докладом вместо прихворнувшего господина начальника — ничего страшного, легкое расстройство желудка, — и покуситься. Можно было бы оставить все как есть, господин герцог-регент бы премного повеселился такому явлению… а для того, чтобы вытряхнуть из Эйка коды, понадобится чуть больше времени, чем до полуночи, тут можно в себе быть уверенным; однако ж, все немножко хуже, и просто скормить дураков Скорингу не удастся.

Потому что дураков не двое, их не меньше десятка, и остальные — тут. Кто-то в особняке, а у кого-то сегодня выходной день, но все в городе. Когда попытка провалится — а для тех, кто ожидает исхода дела здесь, она провалится в любом случае… но об этом чуть позже — у них останется только один выход: бунт. Королевская тайная служба — это тысяча с лишним штатных сотрудников и всемеро больше внештатных. Даже пятой части хватит, чтобы поставить столицу с ног на уши. Умело, мастерски, так, что распоследний глухой складской сторож возьмет в руки ближайший дрын и помчится свергать узурпаторов, восстанавливать законный порядок и мстить за причиненные обиды… какие? Придумает, разбив первое стекло, а после первой пролитой крови и поверит в свою правоту. Герцог Алларэ свою бывшую службу, которую он лет восемь возглавлял, вырезать под корень не станет. Чем отдельные представители службы воспользуются с особым цинизмом, устроив столько пожаров, погромов и побоищ, сколько в их силах. С девизами «Бей еретиков!», «Бей узурпаторов!»… и «Бей алларцев-предателей!», разумеется, чтобы никому скучно не было. Поднять всех против всех. Заставить каждого чувствовать себя преданным, окруженным и не имеющим другого выхода, кроме вооруженного восстания. Значит, если оставить все, как есть, к утру у нас тут будет крови по колено, а в городе — по щиколотку точно… Сутки, двое — и все разберутся, что это была провокация, и кто именно ее устроил; но до того… хорошо, если столица не сгорит. А могут и поджечь для усиления эффекта. Если поставить перед господином Толди задачу «вычислить и обезвредить», господин Толди, человек опытный, но темпераментный, пожалуй, наломает дров… все одиннадцать лесов. Значит, нужно ему слегка помочь. Итак, дано: одиннадцать кандидатур. Двоих — начальника канцелярии и начальника внутренней охраны, — вычеркиваем сразу. Остается еще девять. Это не слишком-то облегчает задачу, но есть один простой вопрос: почему именно сегодня? Не вчера, не завтра? Кто должен будет поехать с докладом во дворец, если господин Эйк прихворнул? Дежурный заместитель. Это, получается, Мерран, главный цензор. Конечно, нужно еще проверить по второй персоне, и если сойдется… Четверо агентов. Трое вышли на дежурство согласно расписания. Четвертый поменялся с товарищем. Этот? Может быть, но… есть маленькая забавная деталь. Дней десять назад один из сержантов — тогда еще старший сержант, по чину освобожденный от дежурств, — устроил безобразную склоку. Ответил на вполне обоснованное замечание главного цензора так, что господин Мерран едва до потолка не подпрыгнул, а шум привлек внимание как раз приехавшего Эйка… трудно было бы пройти мимо подобного непотребства. Поскольку у старшего сержанта Ламменса это был уже не первый проступок такого рода, господин начальник тайной службы был беспощаден: понижение в звании, вычеты из жалованья. Теперь многие гадали, как именно Ламменс напакостит Меррану; что склочный и мстительный сержант, вынужденный куковать в роли «мальчика на побегушках» в обществе парней на десяток лет младше себя, отомстит, никто не сомневался. Разве что Ян-Петер Эйк, по достоинству оценивший разыгранный спектакль, но тогда еще не понявший, ради чего он разыгран. Грубовато, господа, грубовато. А еще есть еще задачка, которую начальнику внутренней охраны доверять уж тем более нельзя: умник, который стоит за всеми этими болванами. Тот, кто старательно свел между собой именно болванов, кто якобы не заметил, что секретарь — не просто слабое звено, а звено давно расковавшееся. Тот, кого всецело устраивает любой исход покушения, от полной победы до полной неудачи. С этим талантом двойной игры разговор особый… Из узкого окошка сочился летний свет. Ян-Петер опустил голову на предплечье, закрыл глаза — хотелось немного отдохнуть перед грядущей суматохой, и в короткой дреме ему в очередной раз привиделся планер, стоящий на площади перед королевским дворцом. Спокойно так стоящий, и даже не слишком привлекающий внимание прохожих, разве что детишек…

В этом здании слишком много не служащих, а людей. В этом особняке слишком много думают о приязни и неприязни, о политике, а не о служебных делах. Но другой королевской тайной службы в Собране нет, а, значит, придется играть по здешним правилам. Секретарь, почти успокоившийся за время отсутствия начальства, вскочил навстречу с каким-то свитком.

— Господина Толди ко мне, быстро, — Эйк прошел мимо, сплюнув приказ, словно соринку, и секретарю окончательно полегчало: все в порядке. Почудилось. Господин Эйк вовсе не всеведущ и не всемогущ… Олух самонадеянный, вздохнул про себя Ян-Петер, просто эталон какой-то — и тем лучше. Главное, чтобы еще пару часов просидел на своем месте.

— Подготовьте доклад по состоянию конюшен, — это займет и четыре часа с лихвой. С начальником внутренней охраны не нужно было ни лицемерить, ни отмерять с аптекарской осторожностью капли сведений. То, что покушение — едва ли не в момент осуществления — обнаружил не Толди, а собственной персоной господин Эйк, было для начальника внутренней охраны оскорблением личной и профессиональной чести. Фразу об отставке Ян-Петер оборвал взмахом руки: не время, не место и не повод. Лучше, знаете ли, откройте бутылку — вон ту, я точно уверен, что до нее наш трусоватый друг добраться не успел, разольем сей благородный древний напиток, выпьем за процветание ваших соседей и их виноградников, и позовем следующего, благо, и прием на сегодня ему назначен. А пока гость к нам поднимается — отправьте две команды, на первый этаж, к агентам, и на третий. Господина главного цензора Меррана взять тихо. Настолько тихо, чтобы ни одна муха не испугалась, а мухи, господин Толди, весьма пугливы. Сержанта Ламменса — послать с поручением. Любым. В компании четверых товарищей. И чтоб вернулись к полуночи, все пятеро. В целости и сохранности.