— Доброе утро, — склонил голову дэй.

Судя по всему, он не был занят никаким делом, кроме ожидания, пока Таша соизволит проснуться.

— Доб… кх-кх, — спросонья голос был чуточку хриплым, — доброе. И давно вы так… сидите?

— Я не выходил из круга до рассвета.

— Вы хоть поспали?

— Немного. Но я два дня хорошо отсыпался в трактире, так что не беспокойтесь о моём самочувствии.

Таша лениво потянулась (при этом с губ её сорвалось нечто среднее между мурлыканьем и мяуканьем), встала на колени и откинула капюшон с лица лежавшей рядом Лив.

— Лив… Лиив! Вставай давай, хватит дрыхнуть!

Безрезультатно: личико сестры оставалось по-спящему безмятежным.

— Лииив! — Таша легонько потрясла девочку за плечи.

— Sit weni'a verbo — мне кажется, вы не добьётесь успеха, — подал голос дэй. — Она не может проснуться… пока.

— Поняла уже, — Таша устало отвела с лица прядь влажных волос.

"…когда же оно кончится, это пока?"

Таша покосилась на свои руки. Вид грязи под ногтями, что ни говори, не слишком обрадовал.

— Отдала бы весь свой хлеб за тазик с чистой водой, — заявила она.

— Этого обеспечить, увы, не могу. Но, насколько я знаю, в паре часов езды отсюда есть озеро.

— Ой, это же здорово!

— Даже в дождь?

— А я люблю купаться в дождь. И гулять в дождь люблю… При условии, конечно, что потом я приду домой, где меня встретит камин, кружка горячего чая и мама с кучей упрёков и сухим полотенцем наготове.

"…но она никогда уже тебя не встретит, забыла?"

Слова сорвались с губ прежде, чем обдумались.

Слова должны были резануть болью.

…но боли не было.

Был лёгкий ёк в сердце и… грусть? И воспоминания, которые не ранят… неясные… размытые. Словно сквозь дымку десятков лет…

За сутки она ни разу не вспомнила о смерти матери.

Она проснулась в нормальном настроении.

"Я… такая… чёрствая, бесчувственная и бездушная эгоистка?"

— Таша, живым — жизнь. Люди уверены, что после смерти близких они обязаны денно и нощно пребывать в трауре, но забывают об одном: те, кто покинули нас, вряд ли хотели бы этого — за теми редкими исключениями, когда кто-то накладывает на себя руки, чтобы его пожалели. Но на такой шаг по таким причинам решаются только… слабые. Серые. Считающие упорно, что их не ценят. А потому на их похоронах жалость наблюдается у одного из десяти присутствующих — остальные же пребывают в нетерпении, когда бросят последний ком земли на могилу и начнутся поминки… Ужасно глупо. И явно того не стоит. Думается, если те самоубийцы видели свои похороны, — с той стороны, конечно, — они грызли локти, так хотелось вернуть всё назад.

Таша вдруг осознала, что последнюю минуту забывала моргать.

"Нет, ей-Неба, для дэя у него порой очень странные рассуждения…"

— В общем, не вините себя. У вас было и будет слишком много забот, чтобы хоронить себя заживо. Да и ваша мать отдала свою жизнь не для того, чтобы вы до самой смерти посыпали голову пеплом, — Арон встал. — Перекусите, и едем.

— Такие руки я к еде не допущу.

— Вы уверены? До озера часа два, не меньше.

— Ничего, потерплю.

Спустя пару минут Звёздочка, с покорной обречённостью позволившая троим всадникам устроиться на своей спине, уже рысила по тропинке.

— И что же вы планируете дальше делать? — спросила Таша.

— Думаю, дня три-четыре нам стоит провести где-то здесь.

— Что-то меня не радует перспектива поселения в Криволесье…

— Где-то здесь — это подальше от нашей с вами родной провинции. Подгорная, Заречная, Лесная… Первая представляется мне наиболее предпочтительной. За это время преследователи наверняка наведаются к вам домой… а более продолжительные планы я пока строить не решаюсь.

— Значит, сейчас мы отправляемся к гномам?

— Verum.

Таша задумчиво шмыгнула носом:

— Один из них обронил зеркало…

— Так это было зеркало?

— А вы не видели?

— Я не различил, что именно, — показалось, или ответил несколько уклончиво? — Я видел ваши действия, связанные с этим предметом, но не сам предмет. Он волшебный… и как-то заговорён от телепатии.

— М… интересно. Ну так вот, на зеркале есть клеймо. Ювелирного дома Риддервейтсов. И у меня сразу возникла идея осведомиться у гномов о владельце этого зеркальца.

— Я бы на вашем месте этого не делал, — после минутного колебания сказал Арон.

— Почему?

— Трудно объяснить. Просто… предчувствия. Вообще лучше бы от него избавиться. Вы же не собираетесь разыскивать этого самого владельца?

— Ну…

— Тогда зачем вам знать, кто он?

— Просто… из любопытства.

— Любопытство кошку сгубило.

"Ну знаю, знаю!"

— Ладно… Это я так.

Воздух был тёплым, сотканным из дождевой мороси. Во влажной одежде было малость некомфортно, но не холодно.