За ручку с притихшей Киридис они бродили туда-сюда под быстро облетающими деревьями, собирали яркие листочки, строили шалашики из веточек. Малышка прекрасно чувствовала, как тяжело родителям, она и сама буквально за один вечер из шаловливого котенка превратилась в замкнутое молчаливое существо.

Горничные в голос рыдали, когда смотрели на двух женщин — взрослую и маленькую, — связанных одной бедой. В доме по Илши-Райн свило гнездо страшное горе, и оставалось только ждать, какую новость принесет следующий день. По правде говоря, никто уже не верил в благополучное разрешение истории с похищением ребенка. По столице гуляли жуткие слухи о младенцах, живьем закопанных в землю. Якобы в процессе поисков Диана полиция нашла несколько детских скелетиков, что указывает на существование некоей тайной секты детоубийц-похитителей. Никаких сектантов, разумеется, не поймали, но разговоры поползли во все стороны. Джевидж сделал все возможное и невозможное, чтобы эти ужасы не достигли ушей супруги, но толку- то? Ей и без откопанных трупов было плохо. К концу декады лорд канцлер и сам выглядел живым мертвецом, профессор Кориней слег-таки с приступом грудной жабы, а Кайр Финскотт напился до беспамятства. Они думали, что хуже уже не бывает. И как выяснилось, сильно ошибались.

Дождь лил как из ведра всю ночь и все утро. Будто над Эарфиреном разверзлась бездна, в которую хлынули небесные воды со всего континента. Водостоки ревели от напора, струи лупили по крыше и подоконникам, не давая заснуть ни на секунду. И то, что жена все-таки умудрилась задремать перед самым рассветом, Росс посчитал своей большой заслугой. Значит, удалось ее пригреть и так к себе прижать, чтобы заглушить навязчивый стук дождя. Первую половину ночи лорд Джевидж посвятил рассказам о Кехтанском походе — единственным сказкам, которые хоть как- то успокаивали Фэймрил. Пока звучал его шепот, до той поры отступало ее странное удушье. Ниал Кориней называл его умственным и твердил, что никакой физической причины для расстройства дыхания нет и быть не может, ибо на улице миледи дышит прекрасно, полной грудью. Особенно когда смотрит в любую другую сторону, кроме их дома.

— Я продам особняк, — решительно пообещал Росс профессору — Уедем за город из этого проклятого места.

И как на беду, его услышала Фэйм. Стала землисто-серой и посмотрела так, будто облила кипятком, а потом закрылась в спальне.

— Что я такого сказал?!

— Не нужно пока о проклятиях, — поджал губы Ниал. — Она еще верит, что малыша вернут.

— Я тоже верю.

— Тогда нет нужды столь решительно избавляться от прошлого и категорически отказываться от хороших воспоминаний, — посоветовал профессор сбитому с толку Джевиджу.

К счастью, по-настоящему злиться на Росса его жена не научилась, а потому к ночи он был прощен без всякого покаяния. Да и за что каяться? За желание хоть как-то помочь забыться?

— Нервы у меня в полном расстройстве, — вздохнула Фэймрил. — Не обращай внимания на мои демарши.

— Это все мой длинный язык, — признался Росс.

— Ну, если уж он у тебя такой неимоверной длины, то, может быть, стоит воспользоваться такой его особенностью?

Крошечная печальная улыбка затертой монеткой выскользнула из губ Фэйм и была поймана губами ее мужа.

— Снова хочешь про Кехтанскую кампанию? — догадался он.

— Угу.

Отпираться Росс не стал. Если бы от разбитого сердца и переломанной жизни помогал дословный пересказ Книги Всепрощения, то он бы заучил ее от корки до корки.

— Тогда слушай…

Тяжелая ночь, отвратительное утро и начало новой декады, обещающей окончательно прикончить их с Фэймрил веру в спасение Диана, отнюдь не способствовали бодрости духа. Так и не сумев отыскать в густом полумраке спальни фланелевый халат, лорд Джевидж отправился в ванную комнату нагишом, чтобы побриться и кое-как привести себя в порядок. Смотреть на себя в зеркало ему не хотелось совершенно, и Росс искренне сочувствовал тем, кому по долгу службы приходится общаться с мрачным господином, живущим по ту сторону отражающей поверхности. Мерзкая перекошенная рожа старого висельника, и ничего более. ВсеТворец никогда не любил этого человека, Он устал терпеть его непомерное честолюбие и самомнение, устал ждать, когда тот уймет свою чудовищную гордыню, когда усомнится в собственной непогрешимости. Еще бы! Этот напыщенный болван сам у себя отнял целых три месяца любви к сыну, во всеуслышание отрекся от плоти и крови своей. Он заслужил, воистину, он заслужил любое несчастье, любую кару.

— Но, Длань Разящая, за что наказана Фэйм? — вслух проскулил Росс, проводя опасным лезвием по намыленному горлу.

Желание резко чиркнуть чуть левее кадыка стало нестерпимым, почти осязаемым. Бритва острая, кровь теплая, и редчайшая возможность сразу решить все проблемы. Заманчиво до смерти. Что означает — мужик в зеркале еще и трус ко всем своим тайным и явным недостаткам.

— Не делайте этого.

Они с Морраном Килом встретились глазами в тусклом прямоугольнике зеркала.

— Полагаете, никто не заметит, что у меня одна щека побрита, а другая заросла щетиной? — криво ухмыльнулся Росс.

— Вы знаете, о чем я толкую, милорд.

Молодой человек выглядел слишком серьезным, чтобы поддаться на дешевую провокацию: глаза как плошки, бледный и с колдовским жезлом наперевес. Явно намерен спасти подопечного любой ценой, решись тот воплотить греховные мысли.

— Ума не приложу, о чем вы?

— О самоубийстве.

Разуверять парня, тем более оправдываться Росс не собирался. Он ведь думал о таком варианте, а ложь самому себе — вещь еще более малодушная, чем попытка вскрыть сонную артерию. Первое правило политика: чувствуешь вину — сразу же нападай. Бей по самому больному месту, даже если ты сам находишься в более уязвимом положении. Сейчас тот самый случай.

— Что, боитесь в одночасье превратиться из всемогущего мага в обыкновенного парня? Настолько страшно, что готовы безропотно терпеть и дальше унизительное положение живого щита? А, мэтр Кил? Может быть, я мало вас оскорблял, и вы еще недостаточно меня ненавидите, чтобы постоять в коридоре и подождать, чем дело закончится? — вопрошал Джевидж, продолжая стоять к телохранителю спиной.

Морран стойко вытерпел моральную оплеуху.

— Я забочусь о миледи. Она не переживет.