Его голос оказывал гипнотическое воздействие. Марина чувствовала, что тело наливается мягкой тяжестью, что она не может более сделать ни одного движения.

Она опустилась на ковер, устилавший пол, с трудом удерживаясь, чтобы не закрыть глаза.

Улыбка склонившегося над ней энси была ослепительна и одновременно устрашающа. Остатками уходящего сознания Марина успела заметить выдающиеся чуть вперед острые клыки. А через мгновение — самое страшное в ее жизни — эти клыки впились в ее шею, туда, где пульсировала сонная артерия.

Вслед за испугом Марина ощутила удивительную легкость. Ее глаза закрывались, ей хотелось спать. И сон, протянувший к ней воздушные руки, был приятен и сладок. Теперь ей хотелось продлить это ощущение, клыки неземного вампира, сжимавшие ее артерию, стали казаться ласковым, приятно возбуждающим прикосновением…

Какой-то частичкой уходящего сознания она понимала, что испытывает те самые чувства, которые предания приписывали укушенным кровососущими чудовищами. И это понимание было самым страшным в ее ощущениях. Марина не могла противостоять болезненно-сладкому томлению. И анализировать она вскоре тоже уже была не в состоянии — только с нарастающим восторгом чувствовать, как тело ее стремится к перерождению…

Внезапно все закончилось. Хватка вампира ослабла. Марина услышала неясное восклицание и звук падающего тела. И тотчас ощутила сильную ноющую боль в шее. Она провела рукой. Пальцы испачкались кровью.

У нее закружилась голова. Она снова села на кровать, глядя на распростертое у ее ног тело.

По неподвижным глазам Марина поняла, что вампир мертв. По-настоящему мертв. На лице его застыло выражение странной смеси чувств — сильнейшей боли и не менее сильного удивления. Впрочем, лицо вскоре разгладилось и не выражало никаких чувств — полное равнодушие, столь характерное для лиц покойников, умерших тихо в кругу близких людей.

С трудом выбравшись наружу, Марина прислонилась к холодной шершавой стене. Только здесь сознание оставило ее. Прежде чем провалиться в черноту глубокого обморока, она заметила два неподвижных огня — зеленый и красный, — но не успела понять, что они принадлежат зависшему над замком спасательному вертолету.

— Метаболизм, — сказал доктор. — Все дело в метаболизме. Кровь земных людей неприемлема для организмов расканцев. Собственно, и у нас бывают проблемы медицинского характера, когда человеку с одной группой крови переливают другую… — Он задумался. — Не удивлюсь, если в истории наших земных вампиров тоже обнаружится случай гибели какого-нибудь Дракулы оттого, что у его жертвы резус-фактор был положительным, в то время как у него самого — отрицательный. Или, скажем, четвертая группа крови. А? Что скажете? — Он вопросительно посмотрел на Марину.

По лицу девушки блуждало отрешенное выражение. Не отрывая взгляда от бело-голубого заката Споура, она рассеянно улыбнулась. Видимо, ее губы пересохли, она провела по ним кончиком языка и спросила, по-прежнему глядя в окно:

— А у вас какая группа, доктор?

— Что? — Доктор немного растерялся.

Марина рассмеялась, отошла от окна, приблизилась к врачу почти вплотную.

— Вы спасли мне жизнь. — Ее голос звучал негромко и так проникновенно, что доктор вдруг почувствовал, что у него горят щеки.

— Н-ну… — Он откашлялся, — Ничего особенного, это…

Он не договорил. Девушка порывисто обняла его и прильнула губами к его губам.

Их поцелуй длился много дольше, чем того требовали обстоятельства.

Они остановились на опушке.

— Не стоит идти дальше. Не хочу, чтобы нас увидели, — сказала старшая из женщин.

— Что за беда! — фыркнула юная девушка. — Мы так одеты, что стража примет нас за простолюдинок.

В своей наивности она не догадывалась, что именно этого и следует опасаться.

Женщина, не сдвигая капюшон плаща, смотрела из-под руки на башни замка, высившегося перед ними. День был солнечный, но ветреный, тени башен, казалось, колыхались на траве.

— Когда-то вокруг росли деревья, — проговорила она, — на которых Людовик Одиннадцатый, Великий Паук, приказывал вешать тех, кто вызвал его гнев. А когда придворные жаловались, что в замке из-за этого невыносимая вонь, он отвечал: «Труп врага всегда пахнет хорошо».

— Ах, крестная, что за ужасы вы говорите! К тому же это было так давно. Теперь Плесси-ле-Тур славен совсем другим.

— Ах да, ты начала рассказывать про королевские праздники, а я отвлеклась. Годы, дитя мое, берут свое…. Итак, это было летом тысяча пятьсот семьдесят седьмого года?

— Да, его величество праздновал победу монсиньора принца над гугенотами при Шарите-сюр-Луар. Ах, крестная, если б вы не были за границей, вы бы непременно услышали. Во Франции только и толков было, что об этом празднике. Всем кавалерам было приказано нарядиться в женские платья, а дамам в мужские, и все наряды были пошиты из наилучшего зеленого шелка…