– Ясно, – вздохнул Лубенчиков, – Миротворческая станция «Луч Надежды»… Борьба с терроризмом.

– Такая станция у них не одна. Но главное – они контролируют большинство торговых путей. И даже в секторе Империи чувствуют себя, как дома.

– А куда Император смотрит? – возмутился Васька.

– Никуда не смотрит, – буркнул волосатик, – Император уже семнадцать лет, как в могиле. Есть Наследница. Через месяц, в день совершеннолетия, её должны были короновать. А она заболела. Целый год лежит в коме.

– И кто же правит?

– Регенты, мать их… – добавил Бинк крепкое словечко из галактического лексикона.

Воцарилось молчание. Почти осязаемо тяжёлое.

Первым не выдержал Лубенчиков:

– Дружище… Ты говорил на твоей колымаге есть спиртосодержащие жидкости?

Бинк сделал ревизию уцелевшим припасам. Собрал дурнопахнущие коробки в огромный пластиковый мешок.

Васька повёл носом:

– Может включим вентиляцию?

– Не работает, – тряхнул шевелюрой Бинк, – Ни хрена здесь ни работает…

– Да, – сочувственно вздохнул я, – Такой замечательный корабль угробили эти гады…

– Ага. Замечательный. Как раз после этого рейса я собирался продать его на металлолом.

Бинк порылся в тесных внутренностях хозяйственного отсека и извлёк фиолетовые бутылочки. Передал мне:

– Выпивка. Сейчас найдём закуску.

На дне пустого холодильника он обнаружил запаянный в прозрачную плёнку кругляш. Толщиной с миллиметр. И не больше сантиметра в поперечнике.

– Думаю, на троих хватит.

Мы с Лубенчиковым переглянулись, но промолчали. Видимо, такой у них, у «хоббитов», обычай…

Бинк открыл дверцу на стенной панели крохотного камбуза. Сунул кругляш внутрь:

– Щас будет готово… – и через считанные секунды извлёк из разоревателя здоровенный пирог.

– С мясом пумпакских трумлей, – пояснил хоббит.

От сердца у нас отлегло.

Нет, Вселенная не такая уж и чуждая нам, землянам. Если в дальнем космосе растут трава и цветы. Если представители иного разума не обходятся без закуски…

Мы уселись на сухой травке рядом с люком. Волосатик оттащил мешок с просроченным сухпайком подальше в туман и зловоние сюда почти не доходило.

Ветерок нёс аромат луговых цветов. Так что, хотелось расслабиться и забыть, где мы. Может это и не слишком осторожно – расслабляться на неизвестной планете, но Бинк так не считал. Тоном опытного звездолётчика он успокоил:

– Раз до сих пор не напали – значит полчаса ещё точно подождут!

Содержимое фиолетовых бутылок было терпким, но приятным.

– Не меньше двадцати градусов, – профессионально оценил Лубенчиков.

А Бинк предложил тост:

– За мягкую посадку!

Мы не возражали.

Пирог был вкусный и слишком быстро закончился. Но в бутылочках ещё хватало содержимого. И разговор тёк сам собой – лёгкий, как журчание ручья.

– Вообще-то, я думал что мне крышка, – признался Бинк, – За один рейс я дважды нарвался… Первый раз – еле ушёл. После этого целые сутки висел у белого карлика – латал корпус…

– А почему ты один? – спросил я, – Весь экипаж погиб?

Бинк хмыкнул.

– Если назвать экипажем двоих лоботрясов…

– Осьминоги? Я, хотел сказать, уиту?

– Ага. Из них такие же уиту, как из тебя – панцырный носорог… Какая разница, где регистрировать посудину? Просто Уиту-Шер – нейтральный мир. И формальностей меньше…

– Так что ж приключилось с командой? – напомнил Васька.

– Скисли они. В штаны наложили. И остались. Там же, на станции у белого карлика…

– А ты?

– Что я дурак упускать шанс! Четыреста тысяч на дороге не валяются…

Лубенчиков расплылся, чувствуя родственную душу.

Бинк задумчиво поскрёб мёх на груди:

– Верной трассой шёл. И все равно не уберёгся. Второй раз – повезло меньше. Уже в момент прыжка – достали. Гипердвижок – вдребезги. А меня зашвырнуло… Хрен знает куда. Тут уж без вариантов – аварийный маячок и анабиоз… Знаете, как это у нас, у космоходцев, называется? «Полуденная дрёма»…

– Бр-р, – передёрнул Васька плечами, – Вовремя мы тебя разбудили. Ну… открытых и чистых путей всем нам!