Он нетерпеливо похлопал ладонью по столешнице.

— Ну же, Иоганн, не будьте таким тугодумом! Я позволяю вам нарушить субординацию и отдать мне любое распоряжение — вы же и без того любите тиранить меня своими мелочными придирками!

Происходящее не слишком нравилось Раттенхуберу, но ему хотелось понять, что кроется за странным поведением секретарш фюрера. Он сжал орла в ладони и посмотрел прямо в глаза Гитлеру.

Глаза Гитлера были разного цвета.

За восемь лет, проведенных рядом с фюрером, Раттенхубер не раз замечал, что его глаза удивительным образом меняют цвет. Обычно они были ярко-голубыми, как воды весеннего озера. Но порой — особенно поздно вечером или ночью — один глаз становился изумрудно-зеленым. Сейчас он отливал темно-малахитовым.

— Мой фюрер, — сказал полковник и вдруг закашлялся, — мой фюрер, я бы хотел… чтобы вы не отменяли впредь моих распоряжений, касающихся организации вашей безопасности. Вы приказали майору Шмитту снять посты охраны вокруг вашей резиденции. Это безответственно, мой фюрер, и не должно больше повториться.

Краем глаза полковник заметил, как расслабились внимательно следившие за ним секретарши-валькирии. Неужели они ожидали, что я прикажу фюреру совершить что-нибудь плохое? Какими же ограниченными курицами нужно быть, чтобы предполагать подобное…

— Вы правы, полковник, — медленно проговорил Гитлер. — Я действительно пренебрегаю вопросами безопасности. Можете не сомневаться — я не стану больше подводить вас.

Раттенхубер опешил. Он не привык к тому, что фюрер соглашался с его замечаниями, и заподозрил подвох. Но сейчас Гитлер говорил вроде бы искренне.

«В любом случае, это очень скоро можно будет проверить», — подумал Иоганн. Мелкие стычки между ним и фюрером возникали постоянно, причем очень часто полковнику приходилось расплачиваться за чужие ошибки. «Ваше чрезмерное усердие только играет на руку террористам! — кричал Гитлер. — Как только объявляется, что я должен прибыть в какой-нибудь городок, туда тут же приходит одетый в парадный мундир шуцман, и с важным видом начинает „очищать улицы“! А что в результате? Собирается столько народу, что я лишь с огромным трудом могу проехать через толпу на машине, боясь, что кто-нибудь попадет под колеса! А кроме того, из-за этих толп я постоянно опаздываю на митинги, и в народе идут разговоры, что фюрер тоже несобран и расхлябан»!

Раттенхубер пытался объяснить шефу, что его команда не имеет отношения к действиям местной полиции, и что глупые шуцманы таким образом пытаются поднять свой престиж в глазах обывателей, но Гитлер не желал слушать. Больше всего фюрера раздражало то, что неусыпный контроль службы Раттенхубера не давал ему возможности вести частную жизнь. «Навестить даму в Мюнхене или вообще где-нибудь с частным визитом совершенно невозможно! — кипятился он. — Уже за час у двери дома торчит дюжина ваших полицейских, а затем постепенно собирается толпа! И все это из-за вашего рвения, Иоганн!»

— Я очень рад, мой фюрер, — сказал он, недоверчиво глядя на Гитлера. Тот откинулся в кресле, прикрыв свои разноцветные глаза, и массировал пальцами виски. — Но что с вами? Вы плохо себя чувствуете?

— Голова немного кружится, — слабым голосом отозвался фюрер. — Это побочный эффект, о котором я уже успел забыть…

— Полковник, немедленно отдайте орла фюреру!

Раттенхубер медленно перевел взгляд на Марию фон Белов. Рука адъютанта Гитлера лежала на расстегнутой кобуре.

— Мария, — спокойно произнес Иоганн, — вы не имеете права командовать мной. Я начальник охраны фюрера, и подчиняюсь только ему.

Позже, восстанавливая в памяти детали этой странной ночи, Раттенхубер пришел к выводу, что произнес эти слова автоматически, желая поставить зарвавшуюся женщину на место. Он допускал, что Марию может возмутить его спокойный тон, и был готов продолжать спор. Но чего он совершенно не ожидал, так это того, что гордая Мария фон Белов покорно склонит голову и признает свою неправоту.

— Да, полковник, — пробормотала валькирия, — вы подчиняетесь только фюреру… Простите мою несдержанность, прошу вас.

— Платок, — резким голосом произнесла Эльза Герман.

Стоявшая ближе всех к Раттенхуберу фройляйн Юнге встала на цыпочки и приложила к его губам свой тоненький пальчик.

— Больше ни слова, полковник, — скомандовала «ледяная красавица». — Иначе нам придется применить силу.

Раттенхубер улыбнулся, но ничего не сказал. Чувствовать прохладный пальчик Трудль Юнге у своих губ было приятно.

— Девочки, — проговорил Гитлер, — прекратите этот балаган… Полковник предан мне до мозга костей, от него не стоит ждать неожиданностей… Бедняжка Мария подставилась сама.

Юнге убрала руку. Раттенхубер протянул орла фюреру.

— Нет, нет, Иоганн, подождите… Юнге, вы все равно почти обнимаете доброго Иоганна, посмотрите, пожалуйста, какого цвета у него глаза!

На этот раз Раттенхубер подыграл секретарше, наклонившись к ее милому личику. Пушистые ресницы фройляйн Юнге испуганно затрепетали.