На пике своей карьеры Тристис был пятым замом главы имперской сыскной службы. Эх, как он тогда радовался и с каким рвением бросался на самые безнадежные дела, чтобы доказать правильность своего повышения! Только вот потом оказалось, что назначили его с целью нацеплять всех блох от темных делишек начальства и предшественника, который сразу после опалы Тристиса уже с 'очищенной репутацией' снова вернулся на его место. И все бы ничего, повысили, опустили, нашел работу в другом месте… Только вот в эйфории от повышения взялся за слишком уж безнадежное дело, потянул не за ту ниточку… Вот и приходится теперь сыщику высшей категории мотаться по захолустью, расследуя всякую бытовуху и ограбления. Даже формулировку придумали для оправдания такой низкоквалифицированной работы: 'Назначение ведущим следователем сыскного округа с целью оперативной реакции и расследования возможных диверсий агентов враждебного государства'.

Впрочем, как показали последние события, какая-то логика (помимо обоснования понижения) в этом все-таки была. То, что случилось пару дней назад — это дело действительно имперского масштаба! Возможно, еще лет пять назад, сразу после опалы, Тристис цеплялся бы за него зубами, чтобы раскрытием поднять себе репутацию и снова вернуться в 'Большой Сыск'.

Теперь же, хорошенько обдумав произошедшие и вдоволь наездившись по глухомани, Тристис совершенно по-другому оценивал открывавшиеся (а точнее закрывавшиеся) перед ним перспективы. И эти оценки делали его еще печальнее. Впереди пугающей черной дырой развернулась неизвестность. Не раскроешь дело — навешают всех блох, раскроешь — может, повезет и повысят, а может, наоборот — намотают на свои жезлы и оборвут нить твоей жизни. Академики свято хранят свои тайны и тайны истоков Искусства и просто так давать их узнавать простым смертным не позволяют. Лишь только две вещи помогали Тристису не думать о пугающей бездне незнания впереди — воспоминания о старых-добрых временах и… погружение в мутный омут расследования этого загадочного дела.

— Легко же тут сдаются тайны следствия! — наконец-то отмерзла и обличающе хмыкнула Карина.

— С тем, кто сумел перестроить защитную систему тюрьмы без всякого жезла, — вышел из задумчивости Тристис и посмотрел на меня, как бы ища в моей ауре подтверждения своих слов, — и взял под контроль артефакт, одна настройка и управление которым требует навыка Магистра Искусства, хочется быть максимально откровенным и дружелюбным. — Тристис слегка улыбнулся.

— Логично, — я вернул ему улыбку, создал еще один бокал и, наполнив вином, силовыми нитями поднес его сыщику. — Насколько я понимаю, сейчас я, тем не менее, являюсь как бы врагом империи? Преступником?

Тристис, не отводя взгляда от бокала, слегка помялся.

— Решать подобное не в моей компетенции, однако, на мой взгляд, никаких преступлений против империи вы не совершали. — Он искоса посмотрел на Карину. — К сожалению, есть один неприятный момент — девушка, которую вы прихватили, уходя из тюрьмы, все-таки является преступником и от того, что вы решите, зависит и отношения к вам. Если позволите ее забрать, то и никаких проблем с вами быть не должно, а иначе вы сами становитесь преступником за помощь в побеге и укрывательство заключенного. — Все посмотрели на девушку, застывшую истуканом и переставшую переводить. Руки ее постоянно сжимались и разжимались, крылья носа от напряжения шевелились, а из под воротника появилась морда недовольного дракончика, который уставился на присутствующих и ощерил, шипя. Правда, самого шипения слышно не было, а вот горящие глаза и иногда появляющееся пламя изо рта — впечатляло. Глядя на пораженные лица сыщика и коменданта (тот второй искусник все так же был в «коме»), я хмыкнул.

— Что ж… Видимо, не судьба. — Тристис и комендант перевели свои взгляды на меня. — Придется мне считаться у вас преступником. Не знаю, что натворила Карина, но, уверен, что разногласия произошли по политическим вопросам. А политика… это не для меня. Свою помощь ей я обещал, а словами разбрасываться не намерен. Так что придется вам, как истинным сынам своей империи, искать меня, когда я уйду. Сначала соберу всю возможную информацию о моих амулетах, а потом уйду. Вместе с девушкой. И вряд ли у вас получится меня найти, и, тем более, поймать.

В воздухе повисла неловкая пауза.

Что ж, похоже, неведомый искусник прав. Он выбьет всю информацию о артефактах и уйдет. Возможно, даже оставит в живых. Тристис наработал немалый опыт, расследуя различные тяжелые преступления. А с опытом развивается интуиция: он чувствовал, когда готовы убивать и идти до конца, а когда, возможно, и пожалеют. Тут она говорила ему, что их не будут трогать. Никоса, имя которого Тристис узнал при случайной обмолвке Карины, уточнявшей, как переводить одну из фраз, похоже, занесло сюда случайно. Точнее, какие-то причины были оказаться здесь у него тогда, двадцать восемь лет назад, но сейчас единственное, что волнует его — это возвращение артефактов и былого могущества. При этом он нисколько не опасается реакции Кордоских властей и возможной погони. И, видимо, решение никого не убивать будет единственно верным — боги не очень любят, когда уничтожают их жрецов. Причем, похоже, бог стихий в оценке возможных действий Никоса был с Тристисом солидарен.

Еще когда сыщика направленным искусным или чародейским воздействием буквально внесло в комнату, он хоть и растерялся, но оценил ситуацию в первые же секунды. Комендант, несмотря на внешне спокойный вид и крепкие нервы, был явно на взводе, аура и напряженные ноги выдавали его с головой. Рядом сидел знакомый ему городской верховный жрец. Кровь из носа и характерные признаки в ауре Адамуса говорили о том, что тот безуспешно пытался обратится в богу за помощью. Ну, а позы остальных участников разговора, девушки и парня (точнее, с виду парня) явно говорили о их главенствующем положении.

Последующие события скорее добавляли вопросов, чем ответов. Тристис изначально предполагал высокополитическую подоплеку случившихся событий. Поэтому он и зашел к коменданту за кое-какими дополнительными бумагами, касающимися узников, так уж получилось, что почти все бумаги комендант 'конфисковал' у начальника тюрьмы. Но то, с чем он столкнулся, напрочь перечеркивало его предположения по поводу сбежавшего узника. Язык, поведение, странная заклинательная школа явно указывала на его чуждость как чародеям, так и искусникам. Другой язык, похожий на смартанский и даймонский, незнание текущих реалий (не заметить в искуснике сильного жреца — это нужно уметь!), все говорило об этом. Тристис никогда не увлекался географией далеких от Кордоса стран. На практичный взгляд сыщика пустая голова до краев наполнена эрудицией, а голова умная изучает то, что действительно может пригодится в текущей и будущей деятельности. Теперь же жизнь ткнула его туда, где привычная картина мира расползается на части. Во многих знаниях много печали…