Вампиры?

Господи, она действительно сошла с ума.

— Я должен забрать у вас телефон, мисс Максвелл.

— Габриэлла, — предложила она и неловко улыбнулась. — Вы полагаете, эксперты, не знаю, как у вас называются эти специалисты, смогут сделать снимки более четкими?

Он чуть заметно кивнул и положил телефон в карман.

— Я верну его вам завтра вечером. Вы будете дома?

— Конечно.

«Почему такой простой вопрос прозвучал у него как приказ?»

— Я очень благодарна вам, детектив Торн, за то, что вы пришли. В эти два дня я места себе не находила от волнения.

— Лукан. — Он изучающе посмотрел на нее. — Зовите меня Лукан.

Габриэлле показалось, что она физически ощутила жар его взгляда, и у нее возникла убежденность, что этот мужчина видел столько ужаса, сколько она и представить не может. Непонятое чувство охватило ее, у Габриэллы заколотилось сердце и пересохло в горле. Он все еще смотрит на нее, словно ожидая, что она повторит его имя.

— Хорошо… Лукан.

— Габриэлла, — ответил он, и интонация, с которой он произнес ее имя, поразила ее, будто они знали друг друга целую вечность.

Что то у нее за спиной привлекло его внимание — фотография, которую критики особенно бурно расхваливали. Его губы чувственно изогнулись, выражая удовольствие, а возможно — удивление. Габриэлла повернула голову: хорошо знакомый ей пейзаж — засыпанный снегом парк, от которого веяло холодом и заброшенностью.

— Тебе не нравится эта фотография? — спросила она.

Он чуть заметно покачал головой:

— Я нахожу ее… интригующей.

— Чем же? — удивилась она.

— Ты умеешь видеть красоту в самых непривлекательных местах, — сказал он после долгой паузы, все это время не сводя с нее взгляда. — В твоих фотографиях много страсти…

— И?..

К ее изумлению, он протянул руку и пальцем провел по ее щеке.

— …и нет людей, Габриэлла.

— Но конечно же…

Она хотела было возразить, но вдруг поняла, что он прав. Габриэлла посмотрела на фотографии, висящие на стенах, вспомнила все те, что выставлялись в галереях и музеях, хранились в частных коллекциях.

Он был прав. Во всех ее работах сквозили пустота и одиночество. Ни на одной из фотографий не было лиц, даже тени присутствия человека.

— О господи, — прошептала она, пораженная этим открытием.

Всего несколько минут, и он увидел суть ее работ, то, чего не замечали другие. Не то чтобы она сама не понимала, что делает, но Лукан Торн каким-то непонятным образом открыл ей глаза на собственное творчество. Словно заглянул в самую глубину ее души.

— Мне пора, — сказал он, направляясь к двери.

Габриэлла последовала за ним, желая, чтобы он задержался. Может быть, он еще как-нибудь зайдет. Потом. Она уже открыла рот, чтобы остановить его, но усилием воли заставила себя молчать. Взявшись за ручку двери, Торн вдруг обернулся, и они оказались слишком близко друг к другу, он нависал над ней, и Габриэлла затаила дыхание, не желая препятствовать развитию событий.

— Что-то не так? — спросила она.

Его тонкие ноздри чуть заметно расширились.

— Какими духами ты пользуешься?

Вопрос взволновал ее. Это было так неожиданно и так интимно. Она почувствовала, как вспыхнули щеки.

— Я не пользуюсь духами. У меня аллергия.

— Вот как.

Его губы скривились в грубой усмешке, словно зубам вдруг стало тесно во рту. Он наклонился очень близко, почти касаясь Габриэллы. Она ощущала его дыхание. Лукан глубоко вдохнул, вбирая в себя ее запах, и выдохнул через рот. Шею обожгло жаром. Она могла поклясться, что почувствовала молниеносное прикосновение его губ к бьющейся жилке, и это прикосновение вызвало у нее волну возбуждения. Ее ухо уловило тихое ворчание, будто он выругался.

В следующую минуту Торн был уже за дверью. Он ничем не объяснил своего странного поведения и не извинился.

— Ты пахнешь жасмином, — только и сказал он и, не глядя на нее, пошел по дорожке, растворяясь во мраке ночи.

Не надо преследовать эту женщину.

Лукан знал об этом, когда стоял на крыльце ее дома и показывал полицейский значок и удостоверение. На самом деле ничего этого у него не было, элементарный гипноз, который заставил ее человеческий разум поверить, что перед ней полицейский.

Простой трюк, им умели пользоваться старейшие Рода, к которым он принадлежал. Но сам он к таким уловкам прибегал исключительно редко.

И все же едва перевалило за полночь, он вновь оказался у ее дома. Стараясь не думать о чести и достоинстве, он проверил щеколду на входной двери. Как он и предполагал, дверь была открыта. Во время вечернего разговора он сделал ей предложение, показал, чего он от нее хочет, и в ее карих глазах вместе с удивлением прочитал ответное желание.

Он мог взять ее сразу. Она с готовностью приняла бы его, в этом он не сомневался и знал, что они вместе получили бы удовольствие, которое для него было равнозначно гибели. Долг Лукана заключался в служении Роду и тем воинам, что вели борьбу с Отверженными, число которых неудержимо росло.