Шрифт:
— Да, слышала, — ответила Поллард. — И что?
Холмен разложил перед ней нарисованную Ричи карту, где были отмечены все ограбления.
— План нарисовал мой сын. Его жена, Лиз, сделала для меня копию.
— Это схема их грабежей.
— В ту ночь Ричи позвонил Фаулер, и он сорвался с места по его звонку. Он собирался поговорить с Фаулером о Марченко и Парсонсе.
— Марченко и Парсонс мертвы. Их дело закрыто три месяца назад.
Холмен сгреб статьи и заметки, которые нашел на столе Ричи, и разложил их перед Поллард.
— Ричи сказал жене, что они работают именно над этим. Дома у него весь стол завален материалами. Я спросил полицию, чем занимался Ричи. Пытался встретиться с детективами, которые расследовали дело Марченко, но они не захотели со мной разговаривать. Они ответили мне то же, что и вы: дело закрыто. Но Ричи сказал жене, что собирается обсудить это с Фаулером, и вот он мертв.
Холмен следил за тем, как Поллард перелистывает страницы. За тем, как шевелятся ее губы. Наконец она взглянула на него, и Холмен подумал, что для такой молодой женщины у нее слишком много морщин вокруг глаз.
— Не совсем понимаю, чего вы от меня хотите, — сказала она.
— Хочу знать, почему Ричи работал над закрытым делом. Хочу знать, как Хуарес был связан с парочкой налетчиков. Хочу знать, почему мой сын и его друзья подпустили кого-то так близко, что он буквально расстрелял их в упор. Хочу знать, кто их убил, наконец.
Поллард внимательно посмотрела на него, и Холмен ответил ей тем же. Он постарался, чтобы в его взгляде не читалась враждебность или гнев. Это он держал внутри себя. Поллард облизнула губы.
— Думаю, я могу сделать пару звонков. Мне даже хочется их сделать.
Холмен сложил все бумаги обратно в конверт и написал на нем номер своего сотового.
— Здесь все, что я нашел по Марченко и Парсонсу, плюс то, что писали в «Таймс» о гибели Ричи, и еще кое-какие материалы из его дома. Я снял копии. Тут номер моего сотового, на всякий случай.
Она глядела на конверт, не дотрагиваясь до него. Холмен чувствовал, как она борется с решением, которое уже приняла.
— Я не рассчитываю, что вы будете заниматься этим бесплатно, агент Поллард. Я заплачу. Денег у меня не много, но мы могли бы составить смету или что-нибудь в этом роде.
Она снова облизнулась. Холмен не понимал ее замешательства, но в конце концов она покачала головой.
— Спасибо, такой необходимости нет. Это может занять пару дней, хотя мне нужно сделать всего несколько звонков.
Холмен кивнул. Сердце молотом стучало в груди, но он скрывал волнение, равно как и страх и гнев.
— Спасибо, агент Поллард. Я действительно очень благодарен вам.
— Возможно, вам не следует называть меня так. Я больше не работаю в ФБР.
— Как же мне называть вас?
— Кэтрин.
— О'кей, Кэтрин. Тогда я Макс.
Холмен протянул руку, но Поллард не стала пожимать ее. Вместо этого она взяла конверт.
— Это не означает, что я стала вашим другом, Макс. Это означает только одно: я считаю, что вы вправе рассчитывать на ответ.
Холмен опустил руку. Она больно задела его, но он не хотел это показать. Холмен задумался, почему она согласилась потратить свое время, если не испытывает к нему расположения.
— Конечно. Я понимаю.
— Возможно, пройдет несколько дней, прежде чем я дам о себе знать.
— Понимаю.
Холмен смотрел ей вслед, когда она выходила из «Старбакса». В толпе движения ее ускорились, она торопливо пошла по тротуару. Холмен все еще наблюдал за ней, когда вспомнил об ощущении того, что в Поллард появилось нечто новое, и теперь он понял что…
Поллард казалась испуганной. Молодой агент, арестовавший его десять лет назад, выглядел абсолютно бесстрашным, но теперь она изменилась. Потом он подумал, что тоже изменился и хватит ли у него сил пройти через все испытания.
Холмен встал и вышел на улицу под яркое уэствудское солнце, размышляя, что и дальше оставаться одному нехорошо. Поллард понравилась ему, даже несмотря на свою нерешительность. Он надеялся, что не сделал ей больно.
17
Поллард не была уверена, почему согласилась помогать Холмену, однако ехать обратно в Сайми-Уэлли не спешила. В Уэствуде было градусов на двадцать прохладнее, мать позаботится о мальчиках, когда те вернутся из лагеря, так что у нее — на фоне остальной жизни — получался как бы выходной. Поллард чувствовала себя зэком, освобожденным под честное слово.