Первое, что увидел Костя, был радиоприемник. Он стоял на столе, а вокруг сидели люди. В неярком свете коптящей лампы мальчик узнал Лещанина, Ольгу Васильевну, тетю Тоню. Остальные лица терялись в полумраке. Люди потеснились, уступая место отцу с сыном. Костя сел. И тут он обнаружил нечто такое, от чего щеки и уши его густо покраснели (благо в полумраке этого никто не заметил): на столе, у самого края, довольно ясно выделялись написанные синим карандашом буквы «Н. М.». Это была его, Костина, работа. В последний день учебного года он увековечил инициалы смешливой черноглазой одноклассницы с длинными косами и лукавой улыбкой — Нины Макаревич. «Увековечил» на дни каникул. Перед учебным годом они, старшие школьники, должны были перекрасить столы, парты, и тогда буквы «Н. М.» навсегда скрылись бы под краской. Не успели…

— Как добрались? — спросил мужской голос. Костя узнал дядю Макара.

— Без происшествий, — откликнулся кузнец. Антонина Михайловна склонилась над приемником, настраивая его. В погребе зазвучала музыка. Потом она утихла, и диктор знакомым голосом объявил о начале передачи.

«От Советского Информбюро…» Диктор читал медленно, спокойно. Костя весь напрягся: сейчас, сейчас он услышит о том, как Красная Армия громит ненавистных фашистов, гонит их прочь с советской земли. Но последовало горькое сообщение: советские войска после тяжелых, кровопролитных боев оставили еще один город…

Значит, фашисты продолжали наступать? Костя почувствовал, как злые слезы наполняют его глаза, непроизвольно сжались кулаки. Передача закончилась. Опять зазвучала музыка. Кто-то выключил приемник. Все молчали.

Нарушила тишину Антонина Михайловна.

— Где же тот рубеж, на котором их остановят? — тихо спросила она.

— Думаю, Москва, — ответил из полутьмы чей-то знакомый голос.

«Да это же Данила Николаевич! Председатель колхоза, — обрадовался Костя. — Полицаи с ног сбились, все ищут его, а он здесь — рядом! — Мальчик снова воспрянул духом. — Нет, так просто нас не возьмете! Мы вам еще покажем, фашисты проклятые!»

— Вы думаете, Москву не… — Антонина Михайловна недоговорила.

— Подавятся! — перебил ее раскатистый голос кузнеца; ярость и сила были в нем. — В гражданскую не легче приходилось, а выстояли! Выстоим и сейчас!

Костя восхищенно посмотрел на отца. Сейчас он гордился им и любил его, как никогда. Все заговорили разом, начали обсуждать результаты последних диверсий. Речь зашла о сгоревшем в Телякове амбаре с зерном.

— Могу сообщить подробности, — сказал Макар. — Амбар поджег Иван Синькевич. Один из тех пяти командиров Красной Армии, что живут в хате Виктора Колоса.

— Тот Синькевич, который обгорел при тушении пожара? — спросил кто-то.

— Обгорел, но не при тушении, а при взрыве, — пояснил Макар. — Тушил же он пожар для отвода глаз, пока не потерял сознание. Скончался наш боевой товарищ в Узде, на допросе. Его пытали, но он никого не выдал.

Костя жадно слушал все, что говорилось, боясь пропустить хоть слово.

— Эти командиры так и не идут до сих пор на регистрацию к немцам, налаживают связь с местными комсомольцами, собирают оружие. Кстати, сейчас многие собирают оружие. И некоторые, найдя, скажем, автомат, пробуют действовать в одиночку. — Макар выразительно посмотрел на Костю. — А это опасно не только для них, но и для общего дела.

Взгляды присутствующих обратились к Косте, и он смущенно заерзал на скамье. Макар повернулся к мальчику.

— Мы хорошо знаем тебя, — сказал он. — Пригляделись, обсудили твою кандидатуру. И про связь твою с Уколовым знаем. Короче, так… Я, Константин, рекомендую тебя сегодня в нашу подпольную антифашистскую организацию. Но должен сразу предупредить: у нас дисциплина прежде всего. Закон обязателен для всех: делать только то, что прикажут.

Мальчик оглядел мужественные лица людей вокруг себя, перевел взгляд на отца. Ему показалось вдруг, что на отце не старая кепка, а заломленная бескозырка с черными лентами, не вытертый пиджак, а черный матросский бушлат.

— Готов выполнить любое задание организации! — отрапортовал он звонким голосом. — Буду бороться с фашистами до последней капли крови.

— Тише, — улыбнулся Макар.

— Есть тише, дядя Макар!

— И не дядя Макар, а товарищ Бэнок.

— Есть, товарищ Бэнок!

— Вот текст присяги. — Макар протянул ему листок.

Мальчик начал читать, и голос его прерывался от волнения:

— Я, Будник Константин Николаевич, вступая в ряды Теляковской подпольной организации, клянусь бороться, не жалея сил и жизни, с кровавым врагом до полного изгнания гитлеровских извергов с территории нашей Родины. Клянусь быть верным своему народу, Советской власти, до конца быть преданным делу нашей родной партии Ленина. Обещаю беспрекословно выполнять все задания и поручения подпольной группы, строго соблюдать конспирацию. Как святыню, буду хранить в тайне секреты и замыслы подполья и никогда не выдам своих товарищей, даже если придется пожертвовать собой. Обещаю сражаться с ненавистным врагом до последнего вздоха. Если же из-за трусости или малодушия я изменю великому делу борьбы с ненавистными оккупантами, то пусть мое имя будет проклято людьми, а меня самого постигнет суровая кара моих товарищей. Кровь за кровь! Смерть за смерть!

— Теперь распишись.

Костя старательно вывел химическим карандашом свою фамилию ниже других подписей.

— Поздравляю тебя, Константин! — сказал Макар. — С сегодняшнего дня ты член группы резерва нашей организации.

— Резерва? — разочарованно переспросил Костя.

— Да. И помни: ни одной операции без нашего ведома, никаких самодеятельных номеров. Задания и приказы будешь получать через отца.

— Есть! — Костя замер по стойке «смирно».