В общем утром одиннадцатого дня, когда только и оставалось, что загрузить в бронепоезд оружие, патроны и личный состав полка Айдара Бекбулатова, мы все собрались в кабинете у Тимофея на военный совет. Пригласили мы на него и нескольких женщин из числа тех, кого я считала трезвой оппозицией. Вот как раз они-то и устроили мне самую настоящую обструкцию. У меня чуть глаза на лоб не вылезли, когда Нина, жена Тимофея, которая раньше работала управляющей местным банком, сказала:

— Валя, огромное тебе спасибо за воду, ты нас всех спасла, но не надо подстрекать наших мужчин к тому, чтобы перестрелять этих несчастных, ушедших из городов в степь. Ты сядешь в свой бронированный "Урал" и уедешь в Москву, а нам здесь жить.

Тимофей, посмотрев на неё изумлённо, тотчас проворчал:

— Знаешь, Нинуля, наверное всё произойдёт несколько иначе. Мы превратим "Кразы" в точно такие же броневики, как "Уральчик", изготовим колёса пошире, чтобы в песке не вязли, поставим на них бронированные вагоны, посадим в них всех, кто мечтает уехать в Россию из этих песков, а ты оставайся здесь и живи, как тебе вздумается. Только запомни, детей и внуков я заберу с собой, а ты, если тебе так хочется, достанешься колбитам на завтрак, а может быть на ужин. Это уж как получится.

Кивнув, я добавила:

— Нина, я ведь не против того, чтобы уехать. Крупнокалиберные пулемёты мне на "Уральчик" ребята Айдара поставили целых четыре штуки и к тому же дали ещё шесть "Печенегов" с патронами, да, и выстрелами к "Шмелям" обеспечили, целых тридцать штук дали, так что я не пропаду. Ну, а как намерены поступить все остальные каражальцы и жайремцы, это уже их дело.

Масла в огонь подлил Айдар, сказав со вздохом:

— Да, чувствую я, что придётся мне здесь погибнуть из-за нескольких выживших из ума старух и сотни, другой дур, считающих их мудрыми женщинами вместо того, чтобы спасти сотни тысяч жизней одним ударом. И вот ведь что обидно, Валя, когда колбиты в один прекрасный день возьмут штурмом Каражал, после того, как эти твари нас сожрут, они на этом не остановятся, а пойдут сначала на Кызылжар, потом на Жезказган, а затем развернутся и двинут всей ордой на Караганды. Они ведь как-то чувствуют, где им нужно собираться в стаю.

Жена Тимофея насупилась и язвительно воскликнула:

— Всё это одни только слова! Вам просто понравилось то, с какой лёгкостью вы с помощью этой женщины убили столько людей и при этом никто из вас не пострадал.

Если вдуматься, то мне в лицо было брошено обвинение в кровожадности. Подумав, я негромко сказала:

— Друзья мои, послушайте, что я вам сейчас расскажу. К счастью у вас хватило мужества и сострадания к несчастным, превратившимся из-за Апокалипсиса в кровожадных людоедов, не утилизировать их трупы в биосинтезаторы. Знаете, хотя я на все сто процентов уверена в том, что все они и в прежней жизни были подонками и мерзкими тварями, я вам этого всё равно не позволила бы сделать и вот почему. Я никому не говорила, что случилось с тем людоедами, которые убили парней, поехавших на речку за водой, но теперь расскажу…

После этого я подробно рассказала о том, что произошло в тот день на берегу речки и даже дала Тенгизу ключ, чтобы он принёс из шкафа искорёженный автомат. Осматривая его, мужчины только удивлённо ахали. Айдар, взяв его в руки, спросил:

— Капитан Ларин, ты у меня зампотех и, вообще, человек грамотный, разбирающийся в технике, скажи мне, какую силу нужно приложить, чтобы расплющить ствол автомата в блин?

Капитан, осмотрев автомат, ответил:

— Просто чудовищную, товарищ полковник. Такое никаким прессом не сделать, ведь они же его чуть ли не узлом завязали.

Разведя руками, я сказала:

— Вот так-то, мальчики. В тот день я поняла только одно, эти зелёные лепестки на многое способны и Халида, на теле которой не осталось от ножа даже шрама, тому живой пример. Вот потому-то я и говорю, какими бы хищными и мерзкими тварями не были колбиты, мы должны оставаться людьми и хоронить их трупы в земле, словно они были людьми.

Ещё одна женщина, казашка из Жайрема, взвизгнула:

— Да, откуда ты знаешь, что они уже никогда не смогут стать нормальными людьми?

Открыв ноутбук, я включила его и стала показывать тела убитых колбитов, покрытых татуировками, с висящими на шеях ожерельями из человеческих челюстей. У нескольких на шее висели куда более страшные украшения — мумифицированные детские ручки, из-за которых я чуть ли не всю ночь рыдала. Их похоронили в отдельной могиле и весь город о ней знал. Показывая снимок за снимком, я злым голосом спросила:

— Ты этих тварей считаешь людьми, сука? Именно для них ты готовишь знатный той? Учти, сожрав всех людей в Каражале, они не пощадят ни тебя, ни тебе подобных дур. Вас, идиоток, мне нисколько не жалко. Мне жаль ваших детей и особенно тех мужчин, которым придётся, защищая вас, погибнуть, когда колбитов соберётся тысяч десять или пятнадцать.

Увы, но мой крик души так и не был услышан. Пять женщин встали из-за стола и покинули кабинет. Тимофей вздохнул и с горечью в голосе сказал:

— Так, мужики, жену я потерял, ну, и чёрт с ней. Она, если честно, всегда была баба с придурью. Вечно всякой хернёй маялась, то йогой, то буддизмами, то ещё какой-нибудь феньшуёвиной. Давайте решать, что нам делать. Я предлагаю собрать сход на площади и попросить Валюшу, чтобы она на нём выступила. Не знаю как вы, но лично я считаю, что только она сможет нас спасти от страшной участи быть съеденными в Каражале.