— Почему именно женского? — поинтересовался Экснер.

— Был бы ты ландскнехтом, так тебя держали бы как специалиста по опустошению только женских монастырей. — Поручик Беранек вздохнул. Он по-прежнему лежал спиной к Экснеру и, казалось, не имел ни малейшего желания двигаться понапрасну. — Я знал, — сказал он ядовито, — что подкараулю тебя тут к утру. Самое позднее во время завтрака. Отпуск кончился, товарищ капитан. Я везу тебе и письменный приказ. — Он еще что-то пробормотал и закутался в одеяло. — Э-э, да уже светает. Неплохо бы тебе навестить Влчека. Он вот-вот закруглится. И наверно, будет рад тебя видеть. А пока он введет тебя в курс дела, глядишь, и утро наступит. Все явятся со свежими силами, приедет надпоручик Чарда, от которого ты так ловко смылся, и ты сможешь приняться за работу. Я свое дело сделал и буду спать.

— Здесь?

— А что, здесь вовсе не плохо, товарищ капитан.

Михал Экснер неторопливо снимал ботинки.

— Тебе, наверно, нет смысла разуваться, Влчек ждет, — заметил поручик Беранек. — И тогда мы сможем подвести итоги...

Капитан Экснер не ответил. Спокойно, не спеша разделся, аккуратно уложил белье в полиэтиленовый мешок, который возил с собой для этой цели, умылся как можно тщательнее — насколько позволял маленький умывальник.

Достал из-под одеяла белую пижаму и надел ее. Поручик Беранек, который тем временем свернулся клубком спиной к стене, чтобы сквозь ресницы наблюдать за происходящим, полюбопытствовал:

— На субботник?

— Что?!

— Спрашиваю, на субботник собираешься?

— Господи прости, почему?

— Да раз ты напялил эту спецовку...

Капитан Экснер всем своим видом дал понять, что ему это надоело. Показал на карманчик:

— Вот моя монограмма.

— Рабочие спецовки никто не крадет, — заметил Беранек как можно равнодушнее. — За все годы моей службы, насколько мне известно, не поступало ни одного заявления насчет кражи спецодежды.

Экснер со вздохом забрался в постель. Лег на спину, подложив руки под голову.

— Тут не соскучишься...

— Это точно, — подтвердил поручик Беранек. — Судя по всему, убийство совершено с целью ограбления. Влчек с ребятами не нашли ни одной монетки. В квартире. Там был жуткий кавардак. Сам увидишь, на фотографиях. И при себе у старика ничего не было. Должно быть, он из пивной шел...

— Он точно шел из пивной, — сказал Экснер. — Есть доказательства.

— Да ну?! — удивился Беранек. — Серьезно?

— Вполне, — сухо ответил капитан Экснер. — Шел с вечеринки в загородном ресторане «Лесовна». По ручью через парк и лес немногим более километра. Дорога приличная. Даже ночью хорошо идти,

— Ишь ты, — заметил Беранек. — Выходит, за ним кто-то шел.

— Или кто-то его поджидал...

— Скорее, шел за ним, — размышлял Беранек, — ведь не доказано, что потерпевший регулярно ходил в загородный ресторан и регулярно в одно и то же время возвращался одной и той же дорогой. В конце концов, доказать это очень трудно. Особенно, если потерпевший жил отшельником и известно, что он не поддерживал ни с кем близких или интимных отношений.

— Ни с кем?

— Так считает поручик Шлайнер, а он — местный.

— Вдруг он ошибается?

— Пока что, — ответил поручик Беранек, — нам остается принять это допущение. Послушай, — он уселся, — я тут уже несколько часов. И могу тебе сказать, что этого слесаря из замка, народного умельца и известного на всю Европу художника не очень-то любили.

— Ну и что?

— Разумеется, любое убийство всегда действует как шок. Особенно в маленьком городке. А здесь... Среди тех, с кем я говорил, не нашлось ни одного человека, понимаешь, ни одного, кто был бы по-настоящему потрясен.

— Доктор Медек.

— Впервые слышу. Кто это?

— Реставратор и историк искусства. Из года в год по нескольку месяцев работает в галерее. Он открыл Рамбоусека и тем его прославил.

— Впервые слышу. Ну и информация у тебя! Просто диву даюсь.

— Я собираю сплетни. Мне о нем рассказали.

— Рассказали? Они? Местные? — удивился Беранек. — В самом деле они?

— Так вот, Медек был потрясен. Впрочем... впрочем, не слишком. Я вряд ли пошел бы купаться, если б умер человек, которого я глубоко ценил и уважал. Хотя...

— Что «хотя»?

— Хотя любовь штука странная...

— Какая еще любовь, прости господи?

— Пан доктор Медек влюблен, — сказал капитан Экснер сухо.

— Да, такое с людьми бывает, — заметил Беранек с легким разочарованием. — Некоторые от любви до того балдеют, что даже заикаться начинают.

— Что начинают?

— Заикаться. Но вернемся к делу, капитан: почему нам кажется, что городок ничуть не взволнован, холоден и равнодушен, хотя убили человека, который здесь вырос и, наверное, многое умел...