Привели меня туда погоня за лёгким заработком и желание побыстрее накопить на нашу с Мэри свадьбу.

Величайшая моя ошибка.

Билет и налоги, неурожай и моя первоначальная нерасторопность, местные интриги и недоброжелательность со стороны начальника колонии отдаляли желанный миг возвращения.

И когда почта с Земли доставила розовую открытку с бантиками и лебедями, я почти не удивился, обнаружив внутри сообщение о свадьбе Мэри со скромным киноактёром.

Милая, добрая Мэри с её мягкими руками, светлым взглядом и нежным телом. Не красавица, не роковая женщина, обычная домашняя девочка, всегда преданно смотрящая мне в глаза.

Ребята на станции налили мне выпить и рассказали свои истории: время тянется, бабы не ждут, вся жизнь — обман.

Самые верные девушки только и дожидаются случая, чтобы отказаться от слова.

Самые наивные верят первому же сообщению, что после работы с розами люди становятся инвалидами.

Самые страшненькие понимают, что шансы на замужество падают с каждым часом, потому и не щёлкают клювом.

Мэри не давала мне клятву на крови, не была ни наивной, ни страшной. Наверное, ей просто надоело ждать.

Тогда я глушил рюмку за рюмкой, уже не осознавая, что со мной и где я нахожусь. Месяцы без женщины.

Без единой.

Ядовитые розовые испарения так своеобразно действуют на женскую функцию, что ни одна дамская особь не может там выжить.

Мне рассказывали, что первые проститутки, привезённые в бордель с суперзащитой, умерли в страшных муках. Они катались по полу, раздирая одежду, царапая себя в кровь и умоляя «потушить внутри огонь».

Ни одной девки, ни парикмахерши, ни горничной. Лишь роботы — холодная издёвка — и магазин с секс-игрушками, столь же слабое утешение, как и розовая жвачка вместо сигарет.

И домой возвращаться не к кому — в мире закончились честные женщины.

Более того, меня убедили, что их никогда и не существовало.

Рюмка за бокалом и стопка за стопкой.

В голове — туман и невнятное предложение «проводить до номера, а то спецзащиту на сегодня уже сдали, вдруг зазеваешься…».

Что ж я — не мужик? Сам не дойду?

От бара до спального комплекса всего три корпуса, соединённых туннелями.

Можно сократить и пробежать напрямик.

В обеденный перерыв, если надо было что-то захватить из номера, мы так и поступали. В защитном скафандре с пластинами проход через розовый кустарник совершенно безопасен.

Можно и без скафандра — только не попадать под шипы, особенно одним местом.

Так как работать в постоянном напряжении невозможно — техникой безопасности никто не пренебрегает, своё здоровье дороже.

В тот вечер мне было очень тошно. Три корпуса с лестницами вверх и вниз, коридоры и переходы, узкие двери и лифт перед спальней… Проще вывалиться на свежий воздух, пройти поверх колумбария, все ячейки покрыты плитами — роз можно не бояться, по тропинке перед оранжереей — и сразу на пожарную лестницу моего пятого спального корпуса. Дежурил тогда Стив, я знал, что он — свой парень, циник, как и все медики, откроет и нотацию читать не будет.

Но путь я не помню.

Шёл по миниатюрному станционному кладбищу, пытаясь прочитать имена и фамилии, смеялся над какой-то бородатой рожей на фотографии, пару раз споткнулся, упал…

…Пьянящий, дурманящий запах роз, колючки, впившиеся в самое болезненное место, чей-то громкий крик, наверное, мой…

Много боли. Бред. Забытьё.

Стив со шприцем в руках и его озабоченное лицо.

— Жить будешь, но с тобой происходит что-то странное, я даже никак не могу разобраться, что именно. Тут тебе больше оставаться нельзя. И… извини, я должен сообщить начальству, что ты не годен для дальнейшей работы.

— А для опытов годен? — спросил я, скривившись от очередного приступа.

Стив посмотрел в монитор, покачал головой и отцепил от меня последний датчик.

— Ты мой друг, мы провели вместе много времени. Я хочу, чтобы ты нормально жил, а не посвятил весь остаток дней лечению подорванного здоровья. И эксперименты я над тобой не дам ставить. Лучше просто покинь планету. Ну и…

Он замялся, а потом быстро застучал по клавишам, удаляя какие-то файлы.

— На Земле загляни к врачам. Хотя бы к иммунологу и андрологу.

Я невольно посмотрел вниз и сжался от нехорошего предчувствия.

— Какого хрена? Что со мной?

— Не знаю. Но здесь привлекать внимание к тебе не хочу.

Я и в самом деле совсем поправился. Даже стал здоровее, чем был. Зрение восстановилось, от близорукости не осталось и следа, нервы успокоились, головные боли прошли навсегда.

Подозреваю, что и продолжительность жизни у меня увеличилась: за десяток лет не прибавилось ни одной морщины, да и других видимых изменений нет. Появился слабый дар внушения, пропала необходимость в длительном сне, исчезли опьянение и похмелье…