— Почему?

— Мои воспоминания похожи на бред, в жизни такого не происходит. Могу рассказать в качестве рождественской сказочки. Начну с того момента, когда заполыхали голубые ленты, и с натюрморта

посыпались яблоки.

— Логинова, ты о чем? Какие яблоки?

— Антоновские, если не ошибаюсь.

— Еще как ошибаешься — никаких натюрмортов в башне не было! Натюрморт — это фрукты, вазочки, а на стене висел портрет, то есть изображение человека. Именно из этого холста стало вылезать чудовище. Его удерживал свет фонаря, а потом сели батарейки.

— Фонарь жалко — так и сгинул. Кстати, чем отличается натюрморт от портрета, мне известно, я теперь в живописи разбираюсь, можно сказать, изнутри. А насчет различий, Барышева, все верно — любой бред индивидуален. Коллективных глюков не бывает. Но ты меня отвлекла — скоро подадут поезд. Так вот — сеет стал нестерпимо ярким, я потеряла вас с Сережкой из виду, а потом вырубилась окончательно. Дальше начинается самое смешное. Очнулась. Шевельнуться не могу. Смотрю — перед носом старинная мебель, везде таблички, и люди чинно расхаживают Некоторые нагло, в упор меня рассматривают. Потом заметила зеркало, темное, очень старое — в нем отражение женского портрета. Тут только дошло, этот портрет — я! Понимаешь, я стала картиной!

— А ты его раньше видела?

— Нет. Ходить по музеям — не мой стиль. День проходит, два — вишу. Скука жуткая Одно развлечение было — ночами, когда сеет луны падал на зеркало, в нем начинало твориться нечто странное. Мелькали неясные тени. Однажды коридор разглядела, по нему какие-то люди брели медленно, как слепые. Глаза видела — темные, красивые… В общем, я это зеркало вместо телевизора смотрела, а днем — дремала. Однажды едва не проспала такое… Угадай, кого я увидела?

— Меня.

— Точно. Как ты догадалась?

— Я была в усадьбе Вольских во время осенних каникул

— Черт! Странный какой-то бред, — Зизи рассеянно теребила свои разноцветные локоны, — быть такого не может! Ты спряталась за портьеру, а потом расспрашивала бабульку про мой портрет, так?

— Так. А потом старушка вырубилась.

— Я знаю, Виктория. Во мне что-то зашевелилось, будто разряд прошел, черная молния, смотрю, а бабулька — без чувств. Кажется, я ее едва не убила, точнее, то, что прошло сквозь портрет… Смотри, Петьку за нами послали, пора двигаться. Если совсем коротко — думала, буду висеть до конца дней, но однажды — шелк! Открываю глаза — лежу в башенке, прямо на полу, рядом Сережка посапывает. Короче, разошлись по домам. Звоню в дверь — открывает мне тетя и давай рыдать, а потом ругаться…

— Девчонки, поезд подали! — перебил Логинову подошедший Петька. — О чем секретничаете?

— О степени кружавчатости чулок, братишка.

Тряхнув разноцветной гривой, Зизи отправилась на платформу, к которой уже подполз усталый запыленный состав.

***

Вторая четверть незаметно и быстро двигалась к концу. До нового года остались считанные дни, и об учебе всерьез никто не думал Только Юрка и Сережка исправно посещали занятия, делая вид, что стремятся наверстать упущенное. Глядя на них, я со злорадством представляла лица московских педагогов, вновь увидевших пропащую Зинаиду Логинову. Им можно было только посочувствовать.

Признаюсь честно, я старалась быть веселой. Казалось бы, все плохое осталось е прошлом, к счастью, не случилось непоправимых потерь, но… Беспокойство закралось в душу едва не сразу после возвращения друзей. Эйфория встречи улетучилась, а неприятный осадок остался. Похоже, путешествие в Неведомое не проходит даром, оставляет свой след, клеймо. Парни переменилась, особенно Сережка Ивойлов. Его облик, привычки, характер остались прежними, и все же он стал иным. Это трудно передать словами, но временами возникало ощущение присутствия враждебной, чуждой нашему миру силы. Казалось, сквозь глаза Сережки кто-то подглядывает за нами.

Самым неожиданным новогодним сюрпризом стало очередное появление Логиновой. Она приехала утром 31 декабря, намереваясь отпраздновать Новый год в нашей компании. Остается только удивляться, как родители Зинаиды решились выпустить из объятий любимое чадо, до того пропадавшее неизвестно где около полугода. Впрочем, ее вид объяснял многое. Дернув за кончик скромного белого "хвостика", составлявшего ее новую прическу, Зизи состроила скорбную гримаску:

— Обменяла потерю имиджа на свободу. Иначе бы не отпустили.

Праздновать решили у Таньки Панкратовой. Ее родители вновь проявили чудеса либерализма и не только подарили к нашему столу бутылку шампанского, но и позволили веселиться всю ночь без присутствия взрослых. Отправившись к друзьям, они предоставили громадную квартиру в полное распоряжение дочери. Подразумевалось, что мы можем делать все, что заблагорассудится, естественно, не слишком выходя за рамки приличия. Категорически запрещалось только горланить песни, отплясывать чечетку на головах соседей, швырять с балкона снежки по живым мишеням и зажигать в комнате бенгальские огни. Самонадеянная Танька обещала выполнить все родительские условия.