— Господа, вы не думайте, будто мы навязываем вам своё понимание слова «успех», — Галка словно прочитала её мысли и ответила на незаданный вопрос. — Рецепт этого блюда для каждой страны будет иным. И у нас много чего не сходится, масса проблем — крупных и мелких. Но всё-таки… Всё-таки есть кое-что общее.

— То, что некоторые образованные люди называют благом общества, — произнёс дон Хуан. — Которое вы, сеньора, не мыслите без блага отдельных людей, составляющих общество. В этом мы с вами единомышленники, однако вы поймёте меня, если к этому благу Юкатан пойдёт иным путём. У нас иная история, иная культура. Мы уже не сможем жить по законам предков — принятие нами христианства есть данность, которую невозможно ни отрицать, ни переоценить. И всё-таки мы никогда не будем похожи ни на один христианский народ Европы.

— Повторюсь — у каждого свой рецепт успеха, — согласилась с ним Галка.

— Однако у вашего пути есть слабое место, сеньора. Тёмные невежественные люди — та самая безликая толпа, которая кричала Пилату: «Распни его!» — не способны оценить по достоинству никакое благодеяние. Они будут думать только и исключительно о себе. Они в конце концов заплюют, истопчут и растерзают всё, что вы для них сделали, если кто-нибудь злонамеренно начнёт внушать им, будто они и есть цвет и величие страны, а вы подавляете их свободу. Так поступал Кортес. Так поступал Писарро. Так, к великому моему сожалению, поступали и мои предки… Вы заботитесь об образовании, но насыщение ума знаниями ещё не есть воспитание. Даже весьма образованный человек может в душе оставаться невежественным дикарём. За примером далеко ходить не надо — достаточно заглянуть в гости к послу Англии.

«В корень зрит, — подумала Галка, сразу вспомнив читанные ещё в родном мире книги и собственные наблюдения. — Совершенно прав мужик, без живой души и самый умный человек будет хуже пещерного дикаря».

— На это потребуется время, — сказала она. — Много времени и сил. Нужно не пожадничать и не полениться вложить их в образование и воспитание сейчас, зато потомотдача будет колоссальная. Но кое-что в этом направлении мы уже делаем.

— На это может не хватить целой жизни, сеньора, — покачал головой Фуэнтес. — Непосильная задача.

— Для одного человека — да.

— Иными словами, вы намерены положить всю свою жизнь на то, чтобы совершить один только первый шаг? Не слишком ли высока цена?

— Я свою жизнь так дорого не ценю, — холодно усмехнулась Галка. То, что она знала о положении дел на Кубе, теперь находило вполне логичное объяснение: у дона Иниго, кажется, началась пресловутая «звёздная болезнь».

Джеймс легонечко коснулся пальцами её руки: знак «немного остыть». Он всё прекрасно видел, и тоже сделал выводы из поведения дона Иниго. По его мнению, вступать с этим доном в пререкания пока было ещё рановато…

— У нас в таких случаях говорят: «Гладко было на бумаге, позабыли про овраги. А по ним ходить».

— Тогда зачем ты сгладила острые углы, Эли?

— Я дала тонкий намёк, вполне достаточный для понимания. Дон Хуан — умный человек, поймёт без разъяснений. А вот дон Иниго… Тоже как будто умный, но мнит о себе как король Франции.

Джеймс грустно улыбнулся.

— Думаешь, он станет тыкать тебя носом в наши проблемы? — спросил он. — У него ведь тоже воруют, строят всевозможные махинации… Правда, наше воровство не сравнится с подобным бедствием на Кубе, однако вряд ли дон Иниго удержится от соблазна напомнить о самом факте воровства в Сен-Доменге.

— «Кто сам без греха…» — хмыкнула Галка. — Хотя, ты прав: этот кинет камень даже если будет рогат и хвостат аки чёрт.

— Но как же тогда быть с нашими воришками?

— Джек, а наша система сейчас действует так, что под пресс не попадают либо честные люди, либо настолько хитрозадые пройдохи, что их способности не грех использовать на благо страны, — со смехом сказала миссис Эшби. — Поверь, любимый, таких очень мало. Потому можно использовать зло во благо — насколько это возможно в наших условиях.

— Мой милый политик, — Джеймс ненавязчиво положил ладонь на её едва заметный живот. — Кажется, на сегодня лимит государственных дел исчерпан. Или нет?

— Пока нет, — Галка со всей своей нежностью улыбнулась мужу, хотя, запасов этой самой нежности у неё было не так уж и много. — Я тебе сейчас одно интересное письмецо покажу. Надо обсудить в узком кругу и сделать выводы.

Странное место. Как будто самый обычный колониальный город, и в то же время кое-что было не так.

В прежние, счастливые времена Хуанито доводилось бывать в Сантьяго-де-Куба — когда сопровождал обоз с зерном или ездил покупать рабов. И тоже видел обычный колониальный город. Пусть и красивый. Третий раз увидеть Сантьяго ему довелось во время штурма. И тогда этот красивый город пылал, а на улицах валялись трупы. Но ни в том, ни в другом, ни в третьем случае он не чувствовал никакой странности. Всё было естественно настолько, насколько это было возможно. Равно как и в иных кубинских городах, не исключая саму Гавану. А здесь… Хуанито Перес, правая рука дона Команданте, второй человек на ныне независимой Кубе, едва скрывал своё замешательство. Почему в пиратской гавани, которой стал старейший в Новом Свете испанский город, процветает торговля — можно понять. Но зачем им понадобилось закладывать новое здание университета? Ведь есть же старое, ещё испанское! Или они рассчитывают, что в скором времени старый университет не сможет вместить всех студентов? Зачем строят новое жильё, тоже можно догадаться: переселенцы из Европы едут и едут, надо их где-то размещать. Большинство приезжих расселяли по периферийным городам, но и в столице их оседало немало. Но благоустройство улиц, площадей, садов и скверов… Зачем это морским разбойникам? Хуанито не уставал задавать себе этот вопрос, но только побывав в Сен-Доменге лично, смог найти ответ.