Зетлинг протиснулся вперед и добрался почти до самого основания монумента. Здесь человек двадцать красноармейцев приноравливались к длинному, толстому, суковатому бревну. Подняв его и удало гикнув, они с силой ударили в грудь Платову. Памятник дрогнул, но устоял. Для второго удара они отошли дальше и с размаху вдарили по вытянутой руке бронзового генерала. Рука вместе с шашкой треснула и отломилась. А красноармейцы потеряли равновесие, бросили бревно и разбежались врассыпную. Толпа захохотала. Но бревно, скатившись с постамента, обрушилось на зевак. Кого-то придавило. Хохот перекрыли жуткие вопли.

«Упрямый русский народ, ты победил. И даже Аваддон не помог, ты все равно победил!»

Зетлинг с отвращением выбрался из людской массы. Тут только он увидел караулы у всех подъездов, рыскающих в толпе красноармейцев и понял, в какой опасности находится.

Опомнившись, Зетлинг шагом озабоченного, деловитого человека, стараясь смотреть в землю, прошел в проулок мимо совсем молодого красноармейца. На внутреннем дворе старинного трехэтажного особняка шел погром. Из окон на снег летели вещи и мебель, а собравшиеся внизу охотники с руганью бились за добычу. Зетлинг вспомнил виденные им два года назад, в августе семнадцатого, картины разорения Петрограда.

«Этот народ безнадежен. Он ничему не научился. Все впустую. Но скорее же! К госпиталю!»

Дорога плутала по дворам и улочкам. Раз или два, завидев красноармейцев, Зетлинг был вынужден прятаться. Время близилось к полудню, и стрельба в городе почти стихла. Из степи принесло тучи, пошел снег. Зетлинг вышел за угол двухэтажного доходного дома и вдоль стены направился к виднеющейся в пятистах шагах площади перед Войсковым госпиталем. На площади он заметил людей и сваленные в кучу перевернутые кибитки. Он прибавил шагу, но вдруг услышал возглас:

– Эй! Товарищ!

Зетлинг обернулся. По правую руку от него в арке стояли три красноармейца. Двое курили, а третий вскинул винтовку.

– Постой-ка! Куда спешишь?

Зетлинг вытащил руки из карманов шинели, желая показать, что безоружен.

– Паспорт есть?

– Есть, – сдавленным голосом ответил Зетлинг и протянул документ.

– Немец? – спросил солдат.

– Русский.

– Офицер?

– Нет, гражданский.

– Какой профессии?

– Доктор. Иду в госпиталь.

– Зачем?

– Раненых много. Нужно помочь.

– Значит, буржуев лечишь? Офицерье? – солдат тряхнул винтовкой и нацелил дуло Зетлингу в грудь.

– Я лечу всех, кто нуждается в помощи…

– Не ври! Мы вас знаем, золотопогонников! – перебил его стоявший под аркой красноармеец. – Гришка, обыщи его. Чую я, никакой он не дохтур.

Солдат с винтовкой протянул руку, чтобы ощупать карманы Зетлинга.

– Руки прочь! У меня мандат.

– Какой такой мандат? Покажи! – заинтересовался стоящий под аркой и до сих пор молчавший плюгавый красноармеец с нечистой кожей на лице. Видимо, он был главным в карауле.

Зетлинг вынул из подкладки сложенный вчетверо лист и подал его красноармейцу. Это был мандат, полученный от Аваддона и гласящий, что его предъявитель имеет право беспрепятственно перемещаться по всей территории Советской республики и ему не должно чинить вреда.

– Чудной какой-то, я такого раньше и не видывал, – удивился плюгавый командир.

– Ты на подпись погляди, – отрезал Зетлинг.

Мандат был подписан Дзержинским.

– Сам!.. – плюгавый показал подпись своим товарищам.

– Не может быть.

– Так что, к комиссару пойдем? – Зетлинг грозно надвинулся на солдат. – Или я могу идти?

– Но почему вы сразу не сказали? – продолжил сомневаться плюгавый.

– Я что, по-твоему, перед каждой сволочью обязан отчитываться?! – Зетлинг вырвал мандат из рук плюгавого. – Что с госпиталем? Окружили?

– Да что там окружили, уж и подожгли…

– Зачем? – вырвалось у Зетлинга.

Он невольно обернулся и увидел над крышами домов столб черного дыма. Повернувшись к солдатам, увидел злые насмешливые лица. Зарычав от негодования и бессилия, Зетлинг бросился бежать к госпиталю. На слиянии улицы с площадью стоял конный разъезд.

– Куда?

– В госпиталь!

– С ума сошел?! Сгоришь!

– К черту!

Зетлинг протиснулся между сваленных кибиток и вырвался на площадь. Его глазам предстала картина неописуемого ужаса. Госпиталь окружала цепь красноармейцев. За ней была большая часть площади, улочки и задние дворы. Перед цепью толпились люди. Их было немного, не больше ста, случайные зеваки, женщины и калеки. Вокруг госпиталя с факелами скакали черкесы в бараньих папахах. Они кричали, свистели, галопом подскакивали к зданию и бросали в выбитые окна огонь. У выхода из госпиталя и против каждого окна стояли стрелки и целились.