— Да она это так… пустая болтовня, — сказал Тревис. — Разве нет?

— Ее обидели. — Хирон вздохнул. — В конечном счете она успокоится.

Голос его, однако, звучал не очень убедительно.

Я хотел спросить, с какого это рожна Кларисса так взбесилась, но когда я посмотрел на Аннабет, она одними губами сказала: «Я тебе объясню попозже».

— Ну а теперь, члены совета, прошу вас. Перси принес кое-что, о чем, я думаю, вы должны узнать. Перси — великое пророчество.

Аннабет протянула мне пергамент. Он был сухой и ветхий на ощупь. Я принялся неумело развязывать шнурок, потом развернул свиток, стараясь не порвать его, и начал читать:

— Эй, Перси, — прервала меня Аннабет. — Там написано богов, а не быков!

— Да-да, — пробормотал я.

У полубогов есть эта слабость — они не умеют толком читать, и иногда меня это здорово достает. Чем больше я нервничаю, тем хуже читаю.

Я запнулся, глядя на следующие строки. Пальцы у меня похолодели, словно я держал лед, а не пергамент.

Я вдруг почувствовал, что Анаклузмос в моем кармане словно бы потяжелел. Окаянный клинок? Хирон как-то говорил мне, что Анаклузмос многих людей поверг в скорбь. Возможно ли, чтобы собственный меч меня же и убил? И как это мир погрузится в беспробудный сон, если только этот сон не есть смерть?

— Перси, — вывел меня из раздумий Хирон. — Дочитай до конца.

У меня рот был словно набит песком, но я дочитал две последние строки.

— Обрекая, — мягко поправила меня Аннабет. — Обрекать — значит предназначать для какой-либо участи.

— Знаю я, что такое «обрекать», — проворчал я.

Присутствующие погрузились в молчание.

— Гибель мне не нравится, — наконец отозвался Коннор Стоулл.

— Гибель… — повторила Силена. Голос ее звучал необычно глухо. — Гибель значит «смерть», «уничтожение».

— Аннигиляция, — вступила Аннабет. — Прекращение существования. Крах.

— Ясней ясного. — Сердце у меня словно налилось свинцом. — Спасибо за объяснение.

Все смотрели на меня — с сочувствием, жалостью и, может быть, даже немного со страхом.

Хирон закрыл глаза, словно произнося молитву. В своей лошадиной ипостаси он был таким высоким, что голова его почти касалась светильников на потолке зала.

— Теперь ты понимаешь, Перси, почему мы решили хранить от тебя в тайне последнюю часть пророчества. Ты и без того нес немалый груз на своих плечах…

— Так или иначе, я в конце концов должен был умереть, даже не зная об этом? Да, теперь ясно.

Хирон с печалью глядел на меня. Ему было за три тысячи лет, он видел гибель сотен героев. И пусть ему такие вещи не нравились, но он уже привык к этому. Он, вероятно, понимал, что утешать меня бессмысленно.

— Перси, — сказала Аннабет, — ты ведь знаешь, что пророчества можно толковать по-разному. Возможно, оно не говорит о том, что ты умрешь… в буквальном смысле.

— Конечно, — ухмыльнулся я. — «И ждет его конец, когда сделает он выбор». Большой простор для толкования.

— Может быть, нам удастся предотвратить это, — вмешался вдруг Джейк Мейсон. — Там сказано: «Душу героя возьмет клинок окаянный». Может, нам удастся найти этот окаянный клинок и уничтожить его. Может, тут речь идет о косе Кроноса?

Я об этом не подумал, но какая разница, о чем шла речь — об Анаклузмосе или косе Кроноса. В любом случае, я сильно сомневался, что мы сможем не дать этому пророчеству сбыться. Клинок должен был забрать мою душу. Вообще-то я бы хотел, чтобы моя душа оставалась при мне.

— Наверно, мы должны дать Перси возможность поразмыслить над этими строками, — предложил Хирон. — Ему нужно время…

— Нет. — Я сложил пергамент с пророчеством и засунул его в карман. Мне словно вожжа под хвост попала, и я злился, хотя на кого — одним богам известно. — Не нужно мне времени! Если я умру, так тому и быть. Что толку мне об этом беспокоиться. Разве нет?

Руки Аннабет немного дрожали. Она не могла поднять на меня глаза.

— Давайте продолжать, — сказал я. — У нас немало проблем. В лагере шпион.