Шрифт:
— Ну вот, еще немного, и в консульском отделе появилась бы одна вакансия,— сказала она, взмахивая папкой с бумагами.— Ты же знаешь, если уж я разгоню свою тушу, остановиться мне совсем не просто.
Анна-Белла рассмеялась:
— А если напорешься на кого-нибудь из канцелярии? Смотри, тебе и самой может достаться.
— Ладно, раз уж я тебя застала, то позволь взять пару автографов.— Боллинг вынула из папки лист бумаги.— Это письмо от одного оптимиста из Мёльбю, который хочет, чтобы посольство сняло ему четырехкомнатную квартиру в центре Парижа, желательно поближе к Тюильри, поскольку он намерен пожить здесь пару лет. Я ответила, что, к сожалению, посольство не может ничем ему помочь и рекомендует обратиться к квартирному маклеру (пара адресов прилагается). Тебе остается только подписать.
Пока она говорила, Анна-Белла уже подошла к столу, расписалась и поставила печать. Герд Боллинг также вошла за ней в кабинет и достала следующую бумагу.
— А вот подписной лист. Поставь от себя любую сумму, только постарайся, чтобы было не меньше десяти франков — надо же держать марку посольства и свою собственную. Это для мадам Фромме — сторожихи наших вилл в Нейи; подписалась уже почти половина всех сотрудников — по крайней мере те, кто там живут,— кроме Винге, который сказал, что его дражайшая мамочка хочет поздравить ее лично. Мадам Фромме исполняется пятьдесят, и я думаю, что по десятке с носа, с одной стороны, не слишком обременительно, а с другой — не так уж и мало, если все наши, кто живет в западных районах Парижа и окрестностях…
Анна-Белла достала из стола сумочку, вынула десятифранковую купюру и, протянув секретарше, расписалась в ведомости.
— Да, и последнее — приглашение Тирену на свадебный ужин. Ты ведь сейчас — к нему?
Анна-Белла кивнула.
— Ладно, захвачу.— Она быстро просмотрела послание. Свадьба состоится в мае. Да уж, нечего сказать, заранее приглашают!
Поднимаясь из-за стола с пакетом и письмом в одной руке и сумкой в другой, она в очередной раз взглянула в окно. Ну конечно, он все еще стоит там — все в той же позе, по-прежнему внимательно разглядывая посольство. Это продолжалось уже больше часа.
— Пойдем,— сказала она, тщательно заперла дверь и направилась по коридору в сторону кабинета советника Джона Тирена. Герд Боллинг втиснулась в лифт, намереваясь продолжить свой обход на других этажах посольства.
Звонок в дверь кабинета прервал его как раз в тот момент, когда он с головой ушел в изучение длинной и запутанной английской статьи о применении новой системы охраны в «политических учреждениях обычного типа от действий, носящих террористический характер», как это следовало из подзаголовка. Он отложил ксерокс статьи в сторону и нажал кнопку «Входите!».
В дверях показалась Анна-Белла Сторм. Он отметил про себя, что, как и обычно, сегодняшний ее туалет отличается от вчерашнего и позавчерашнего,— такому гардеробу можно позавидовать. Высокая, стройная дама, однако предрасположенная к полноте, и лишь регулярные пешие прогулки и строгая диета позволяют ей сохранять себя в форме. Несколько лишних килограммов лишь придают приятную округлость некоторым линиям и добавляют женственности всей ее фигуре. В своем небесно-голубом костюме из тонкого, слегка переливающегося материала она как будто сошла со страниц «Vogue». Темно-вишневую блузку у ворота и запястий оживляют скромные рюши. Из украшений она носила элегантные бусы и матовый браслет. На ногах, как и всегда, туфли на высоких каблуках.
Тирен поймал себя на мысли, что она, вероятно,— самый элегантный из всех вице-консулов иностранного дипломатического корпуса, аккредитованных в Париже. При всем этом красавицей ее вовсе не назовешь. Он подумал, сколько же сноровки и терпения требует от нее утреннее сидение у зеркала со всеми этими румянами, тенями, гримерными карандашами и кремами, чтобы потом в течение дня лицо сохраняло свежесть и казалось лишь слегка подкрашенным. Если бы не косметика, ее маленькие светло-голубые глаза, посаженные слишком близко, и брови выглядели бы какими-то бесформенными, небольшой вздернутый носик никто не назовет даже пикантным, а рот, с полными, чувственными губами, чересчур велик. Всегда аккуратно завитые светлые волосы наверняка крашеные, однако она не допускала, чтобы в их массе появился хоть один натурального цвета.
Она прикрыла за собой дверь и устало улыбнулась ему, при этом стали видны ее красивые ухоженные зубы. Он поднялся ей навстречу.
— Бокал шерри?
— Спасибо, с удовольствием. В последнее время так много работы, и боюсь, что просвета не предвидится.
Пройдя мимо импровизированной приемной, состоящей из двух кресел, темно-зеленого дивана и длинного столика с матовой крышкой, он пересек кабинет, подошел к книжным полкам, расположенным на противоположной стене, достал бутылку «Тю Рере» и два бокала, которые выглядели гораздо более дорогими, чем были на самом деле. Он сделал ей знак садиться и открыл пробку Шерри был сухой, светло-желтый, почти прозрачный, чрезвычайно соблазнительный. Усаживаясь, она протянула ему закатанный в пластик пакет. Письмо и конверт она по-прежнему держала в руках.
— Ты даже не вскрывала? — Он с удивлением взглянул на нее.
— Нет, я и так знаю, что там. Я ведь расписалась в описи. Содержимое бумажника указано отдельно.
— Ну что ж, давай посмотрим, что наши доблестные веселые туристы таскают в карманах, шатаясь по Парижу.
Он сломал печать, снял пластиковую оболочку, которая оказалась обычным целлофановым пакетом, и выложил на стол шведский паспорт, черный бумажник из дешевой кожи, наручные часы на браслете (они все еще шли), узкое золотое кольцо, несколько мелких шведских и французских монет, ручку с рекламной символикой, металлическую расческу, связку ключей в черном кожаном футляре и перочинный ножик, тоже с рекламной символикой. Доставая различные предметы, он раскладывал их в ряд на столе перед собой; бумажник, футляр с ключами и паспорт были слипшиеся и еще влажные на ощупь.