— А он, вместо этого, — заговорил Лакоста, король самоедский, — украшает рогами голову капельмейстера! А мог бы украсить и двор государя европейского!

Приемная государыни просто потонула в хохоте. Арайя так же улыбался, ибо, когда смеется императрица, смеяться должны были все. Но лицо его покрылось багровыми пятнами.

Пьетро Мира смеялся, и посматривал в сторону Левенвольде. Нельзя было пропустить момент, когда тот уйдет. Но императрица не собиралась отпускать ни его, ни короля самоедского.

— Не обижайся, дон Франческо, на моих говорунов, — примирительно произнесла императрица. — Они это не со зла.

— Можно ли обижаться на дураков, ваше величество? — с вымученной улыбкой произнес Арайя. — Тем более что они веселят, ваше величество. Мне ли состязаться в шутках с дураками?

— Он состязается с ними в постели и, похоже, ваша милость, проигрывает одному дураку, — снова заговорил Лакоста. — Но оно и неудивительно. Кому бог дал много ума, а кого и обделил умом. Но зато дал им много чего в штанах.

— А если женщина постоянно ищет удовольствия на стороне, то понятно, что рога просто так не отваляться! — проговорил Бирен и снова захохотал.

— Эрнест! — императрица взяла его за руку. — Не зли моего капельмейстера. Пощади талантливого музыканта. В России таких нет.

— Но возможно, граф прав, — подхватил шутку Бирена Лакоста. — Может скоро рога с некоей головы и сами отваляться.

— Как так? — спросил Бирен.

— А так. Вы слышали историю про рогоносца мужа, который обратился однажды к отцу своей жены?

— Расскажи, — не утерпела императрица. — Я того не слыхала.

— Было это в благословенной Флоренции. Некий муж увенчанный знатностью от своих предков и ветвистыми рогами от жены, обратился к своему тестю. "Скажи мне, — спросил он. — Может ли исправиться твоя дочь от того демона похоти, что засел в ней?" Отец жены ответил ему: "На это могу ответить тебе положительно, зять мой. Она исправиться". Тогда муж спросил тестя: "Когда же?" Тот ответил: "Её мать была такова же как и она. И я не мог найти долгое время никакого средства от этого. И уже отчаялся, но на 60 году жизни она сама исправилась. И я думаю, что моя дочь, в этих же летах станет честной женщиной и верной женой!"

Императрица захохотала. И придворные стали смеяться за ней. И веселье на этот раз было вполне искренним. Пьетро согнулся чуть ли не пополам и у него от смеха закололо в животе.

В этот момент его кто-то тронул за рукав. Он обернулся и увидел рядом Балакирева.

— Левенвольде ушел, — шепнул тот.

Пьетро посмотрел туда, где только что находился обер-гофмаршал и увидел, что тот исчез.

— Вот дьявол! Только что был здесь. И я не могу уйти искать его. Императрица….

— Я все понимаю и сам прослежу за ним, — успокоил его Балакирев.

— Но как ты станешь действовать один? Мы договорились…

— Ничего. План придется немного изменить. Слушай и далее шутки Лакосты! Он сегодня в ударе….

Балакирев вышел из покоев императрицы и пошел в оранжерею. Там он увидел фигуру Левенвольде. Тот что-то рассматривал на небольшой грядке с клубникой для императрицы. Затем щелкнул пальцами и, сняв себя треуголку, бросил её на грядку.

— О, майн либе! — вскричал Рейнгольд и помчался прочь из оранжереи.

Балакирев подскочил к тому месту и поднял треуголку обер-гофмаршала.

Под роскошной треуголкой была скрыта крупная ягода.

— Вот и приготовил Левенвольде ягодку для своей невестушки Варьки.

Шут ягоду сразу сорвал и сожрал. Вместо неё он приготовил иной подарок для невесты обер-гофмаршала. Балакирев расстегнул штаны, приспустил их и нагадил на куст, после чего и накрыл все это треуголкой.

Затем он отошел подальше и спрятался за большой кадкой с пальмой. Скоро в оранжерею вошли двое. Рейнгольд фон Левенвольде за руку вел княжну Черкасскую к тому месту, где лежала его треуголка.

Княжна улыбалась.

— Шуты сегодня остроумны как никогда, — проговорила он. — Я давно так не смеялась.

— Вам понравился Лакоста?

— Лакоста и Адам. Бедняжка сеньор Франческо. Ему сегодня досталось от этих затейников. Но зачем вы, сударь, привели меня сюда?