Кондиции были отправлены в Митаву и подписаны герцогиней Анной.

Став императрицей, по воле Верховного тайного совета, и подписав кондиции, она согласилась ограничить самодержавие. То есть ликвидировать все последствия усилий Ивана Грозного и Петра Великого! Ведь императрица лишалась традиционных монарших прав – объявлять войны и заключать мир, не могла жаловать воинские чины выше полковника самостоятельно, не могла распоряжаться государственными финансами, должна была жить только на содержание в 100 000 рублей. Больше того, её строго настрого запретили привозить за собой в Москву её курляндского любовника Эрнеста Иоганна Бирена! А последнее, уже удар по её личному самолюбию!

Именно так звали этого человека Бирен, а не Бирон. Фамилия Бирон принадлежала старинному герцогскому французскому роду. А Бирен был простым конюхом и поэтому поднявшись к вершинам политической власти он сменил свою фамилию на более звучную, претендуя на родственные связи и древним аристократическим родом. Впрочем, французские Бироны это родство всегда отрицали.

Бирена в Москву новая императрица привезла тайно.

Всеми делами тогда в России заправлял Верховный тайный совет в котором выделялись княжеские рода Голицыных и Долгоруких.

Сама Анна не собиралась нарушать своих обязательств, и была готова жить тихо. Но, прибыв в Москву, она увидела, что в столице далеко не все рады господству верховников.

Божиею милостию Мы, Анна, императрица и самодержица Всероссийская, и потчая, протчая, протчая…

Русская гвардия, состоявшая из среднего и мелкого дворянства, была крайне недовольна ограничением самодержавия. Анна, при поддержке умного вельможи Андрея Ивановича Остермана, вице-канцлера империи, использовала недовольство гвардии.

Анна разодрала кондиции и объявила себя самодержавной императрицей. Правителем империи стал фаворит Анны Бирон. Который получил высокий придворный пост обер-камергера, и был пожалован титулом герцога Курляндского. Большим влиянием пользовались Густав и Рейнгольд Левенвольде, Андрей Остерман, Бурхард Миних, барон фон Корф.

Став самодержавной государыней, Анна удовлетворила многие требования дворянства. Но она видела, как легко в России свергали и ставили императоров. Поэтому для безопасности она нашла себе опору и защиту среди иностранцев, в основном среди немцев, голштинцев и курляндцев.

"Немцы, – говорил В.О. Ключевский, – посыпались в Россию, точно сор из дырявого мешка, облепили двор, обсели престол, забрались на все доходные места в управлении".

Анна, мало образованная и суеверная женщина, не была по своей сути злой, как её изобразили историки XIX века. Императрица любила общество шутов и шутих. И этих господ при её дворе было превеликое множество.

Шут Петра Великого Иван Балакирев служил при её дворе.

Итальянский музыкант скрипач Пьетро Мира приехавший в Россию с итальянским театром, быстро смекнул, что должность шута принесет ему гораздо большие прибыли, чем музыка и сменил ремесло. Он стал шутом императрицы под именем Педрило. Его шутка с женитьбой на козе принесла ему более 10 000 рублей золотом. Сумма по тем временам баснословная. И Педрило совсем не был трусом или не имел чести и достоинства. Совсем нет. Сильный физически он великолепно владел шпагой и кинжалом и на оскорбление мог ответит ударом. Поэтому его побаивались. А шутовство при дворе, так это была выгодная и непыльная работа.

Подобной была история португальца Лакосты, что стал шутом еще при дворе Петра Великого. Петр подарил ему необитаемый островок на Балтийском море и пожаловал шутовской титул царя Самоедского.

Были при дворе Анны и шуты из русских аристократических родов. Это князь Михаил Голицын известный под прозвищем Квасник, престарелый князь Никита Волконский, и граф Алексей Апраксин. Причем могучий клан Апраксиных не пожелал заступиться за своего родича.

Среди шутов-аристократов только Апраксин нашел свое истинное призвание в должности шута. Нагибин хорошо сказал о нём: "Шут по призванию, Апраксин с веселой охотой выламывался на глазах у Анны и её двора: падал, кувыркался, раздавал затрещины и сам их получал…скакал верхом на палочке, задирал Балакиерва и царя Самоедского, плясал под скрипку Педрило, вызывал громкий смех и был вполне счастлив".

Помимо шутов мужчин у Анны был целый штат шутих, или, как она изволила выражаться, дур и полудурок. "К последним относились болтушки, – говорил Нагибин, – обычно из девиц благородного происхождения, их разыскивали по всей стране. Как только доходил слух, что где-то в российских пространствах объявилась выдающаяся трещотка, туда немедленно посылался циркуляр… Болтушки заменяли Анне Иванов не газету "С.Петербургские ведомости".

Любимой шутихой у императрицы были камчадалка Евдокия Ивановна Буженинова. Именно она стала главной героиней повести Нагибина "Квасник и Буженинова".

Шуты при дворе Анны одевали не хуже вельмож, но обязаны были носить поперечно-полосатые чулки. Они числились на дворцовой службе и получали как жалование, так и довольствие продуктами.

1730–1740-е годы вошли в историю российскую под мрачным названием "бироновщины". И символизировало это слово засилье иностранцев в руководстве страной.

В марте 1731 года была учреждена Тайная канцелярия для политического сыска и расследования изменных дел. Был возрожден леденящий клич опричнины "Слово и дело"! На попытку аристократов ограничить самодержавие, оно ответило репрессиями! В обществе, как и при царе Иване Грозном распространилось доносительство. От кнута и пытки не был застрахован никто, даже самый знатный вельможа.