С почтеньем к тебе обращаюсь теперь я,

Но грома и молний сильней мои перья".

Пришла Громовержцу пора убедиться,

Что это великая, мощная птица!

"Но в чем твоя сила? — спросил он Гаруду,

Скажи мне, и другом твоим я пребуду".

Гаруда ответил: "Да будем дружны мы.

Отвага и мощь моя — неодолимы.

Хотя похвальбы добронравному чужды

И речь о себе не заводят без нужды,

Но если ты друг мне, то другу я внемлю.

Узнай же: вот эту обширную землю,

Со всеми живыми ее существами,

С морями, горами, лугами, лесами,

На каждом из перьев своих пронесу я,

Усталости в теле своем не почуя".

Сказал Громовержец Гаруде с испугом:

"Похитивший амриту, будь моим другом,

Но влагу бессмертья верни мне скорее,

Чтоб недруги наши не стали сильнее".

Воскликнул Гаруда: "Желанную влагу

Теперь уношу я, к всеобщему благу.

Вовеки ее никому не отдам я,

Верну ее скоро премудрым богам я".

Сказал Громовержец: "Я рад нашей встрече,

Твои принимаю разумные речи.

За амриту дам все, что хочешь, о птица!"

Гаруда промолвил: "Хотя не годится

На то соглашаться владыке пернатых,

Но знай, что я змей ненавижу проклятых,

Да станут мне змеи отныне едою!"

Ответствовал бог: "Я согласен с тобою".

Помчался Гаруда к Винате-рабыне,

И змеям сказал он: "Принес я вам ныне

Напиток бессмертья, что радует душу,

Сосуд на траву я поставлю, на кушу.

Вкушайте же, змеи, желанную воду,

Но бедной Винате верните свободу!"

"Согласны!" — ответили змеи Гаруде,

Они устремились, ликуя, к запруде,

Хотели они совершить омовенье,

Но Индра низринулся в это мгновенье,

Схватил он бессмертья напиток чудесный

И сразу в обители скрылся небесной.

Увидели змеи, исполнив обряды:

Похищена амрита, нет им отрады!

Но куша-трава стала чище, светлее,

Лизать ее начали тихие змеи,

И змеи, траву облизав, поразились,

Тогда-то у них языки раздвоились.

А куша травою священною стала,

А слава Гаруды росла и блистала.

Винату он радовал, змей пожирая,

Свободу вернула ей влага живая.

Блаженны познавшие волю созданья.,

На этом главу мы кончаем сказанья.

В то время был царь, повелитель державы,

Чьи жители так назывались: пандавы.

Парикшитом звали царя над царями,

Любил он охоту, борьбу со зверями.

Когда он в лесные заглядывал дебри,

Боялись его антилопы и вепри.

Однажды, пронзив антилопу стрелою,

За жертвой помчался он чащей лесною,

Забрел на глухие звериные тропы,

Но в темной глуши не нашел антилопы.

Еще не бывало, чтоб грозный и дикий,

Чтоб раненый зверь ускользал от владыки,

И царь, неудачей своей огорченный,

Блуждал, антилопою в лес увлеченный.

Страдая от жажды и долгих блужданий,

Отшельника царь увидал на поляне.

Отшельник сидел, молчаливый, суровый,

В загоне, в котором стояли коровы.

Сидел он, облитый сияньем заката;

К сосцам материнским припали телята.

Властитель приблизился к мужу седому.

Свой лук подымая, сказал он святому:

"Я — царь, я — Парикшит, я правлю страною.

Охотясь, пронзил антилопу стрелою.

Ищу я добычу, усталый, голодный.

Ее ты не видел ли, муж превосходный?"