Дом Зилова уже не пугает рваными обоями и чужим запахом. Я заметила, что в чужом доме куда приятнее жить, чем в чужой, наемной квартире, где все вызывает брезгливость: и мебель, и ванна, и посуда. К тому же мы немного обжили домик и, насколько возможно, обуютили. Я даже чуть-чуть полюбила эти руины, особенно когда выяснилось, что печка вполне рабочая, и ее можно топить. Я обожаю печки! Зилов грозится сделать из нее камин. Конечно, трудно без привычного туалета и ванны. Но с современными биотуалетами первое перестает быть проблемой, а мыться можно первое время и в бане. Я не терплю общественных бань, поэтому Зилов обещал придумать для меня что-нибудь. Пока же мы моемся, как при царе Горохе: греем воду и — ногами в цинковую ванну, а сверху — из ковшичка.

Вспомнив эту процедуру и все, следующее за ней, я покрываюсь мурашками. Зилов был еще слаб, когда я мыла его в первый раз, но эта помывка все равно превратилась в безобразие. Куда делись мои комплексы и внутренние барьеры? Откуда что взялось? Мы, как подростки, которые еще не решились на окончательную близость, довели друг друга до обморочного состояния. Я почему-то решила, что больному это вредно и запретила до поры подобные извращения. Пора еще не наступила, но ожидалась мной с затаенным трепетом.

Надо же, только неделя, а мне кажется, что целая жизнь прошла, такая счастливая, незамутненная. Через два дня я уезжаю. Дети уже явно устали хозяйничать, работа ждет, внучка. Вот и все… Москва парализует меня, лишает желания, награждает кучей комплексов и оковами.

Я держу на коленях старый номер журнала "7 дней", который обнаружила в мусоре, и автоматически читаю: "Премьера спектакля Театра им. Вахтангова "Чайка" практически совпала с 75-летним юбилеем актера Юрия Яковлева, играющего в нем роль Игоря Сорина". Ничего не понимаю! Какое отношение к Чехову и его герою имеет покойный солист "Иванушек"? Идиотизм поверхностной московской жизни! Там все так.

Настроение портится. А ведь впереди еще целых два дня блаженства! — утешаю я себя. Сегодня Зилов обещал повести меня на Маринкину башню и на прогулку по городу. Завтра приезжает Швецов с женой, у нас вечеринка. Прощальная… Ну что ж, рай в шалаше состоялся по полной программе.

Соседка вышла из дома и покосилась на меня. Она дважды предпринимала попытки участвовать в судьбе больного, но я ласково пресекла их. Представляю, как она зачастит, когда я уеду. Тут явно прослеживается пиковый интерес. Валя живет одна, у нее дочка. Она рассказала как-то, что Зилов ей помог чинить крышу и поменял проводку. Да… А ведь она рядом все время, под боком, не то что я.

После обеда мы отправляемся на прогулку. Стоит уникальная осень: начало октября — и двадцать градусов тепла днем. В Коломне много зелени, парков, все это сейчас напоминает золотую палехскую роспись. Мы побродили по кремлю, заглянули в галерею "Лига", где выставлялись местные художники и предлагались поделки из серебра и полудрагоценных камней. Мне понравились серьги — серебряные висюльки с авантюрином. Понравились совершенно бескорыстно, я не привыкла баловать себя. Однако Борис купил их, несмотря на мои протесты, и что удивительно, мне было очень приятно. Так уж получилось, что мужчины дарили мне всегда умные хорошие книги, картины, роскошные записные книжки, но никогда — духи или украшения, а про белье уж не заикаюсь. Будто я и не женщина вовсе. Нет, мне это не нужно, просто интересно, как так выходит.

Мы полезли на Маринкину башню через какой-то пролом в галерее. Забрались на "второй этаж", пошли по галерее вдоль крепостной стены, старательно обходя прогнившие доски и щели. В саму башню я не рискнула лезть: там все было ненадежно и пахло туалетом. Поверила Боре на слово, что вид из нее открывается чудесный. Впрочем, и с галереи вид был неплохой. Глядя на купола кремлевских соборов, я вспомнила, как возмущалась одна моя приятельница:

— Представляешь, до чего дети нынче не развиты. Или наоборот, не в ту сторону? Мой Витька спрашивает меня как-то: "Мам, а что такое Икс-би? Вон там, над церковью светится?" До меня долго доходило, что он имеет в виду — "ХВ" — "Христос Воскрес".

Зилов смотрел с нескрываемым восхищением на пейзаж, расстилающийся под нами.

— Все изъездил, а такой России не знал, — проговорил он, наконец. — Сколько на земле красоты, даже жить охота!

Вообще он больше молчал и смотрел, и мне это тоже нравилось. Мы прошлись вдоль реки, посидели на берегу у самой воды, наблюдая за проходящими баржами. По понтонному мосту перешли на другую сторону, но до монастыря не добрались, вернулись. Пришлось долго ждать, когда мост вернут на место: проходила очередная баржа, и мост убрали. Борис перекрикивался с мужиком в фуражке, который закусывал и не торопился подгонять нам мостик.

Я уже была совсем без ног, да и Борис после болезни быстро уставал. Он отвел меня в кафешку под названием "Гурман" и заказал шикарный ужин. Там были очень вкусные горячие сухарики с сыром и чесноком, жюльен и сложные салаты. В довершение всего на десерт — замысловатое мороженое с фруктами и шоколадом. Я еле выползла из-за стола, а нужно было еще доковылять до дома. Зилов пожалел, что мы не поехали на его раздолбанной шестерке. Но прогулка есть прогулка.

Мы шли по пустынным вечерним улицам, а в воздухе почему-то пахло весной. Или мне так казалось? Еще меня удивляло, как быстро Борис узнал город. Он водил меня по очаровательным старинным улочкам старой Коломны, где неплохо ориентировался. Мне казалось, что мы далеко от дома, потому что долго петляли, но оказалось, что дом в двух шагах. Он жалко смотрелся в сумерках и с потушенными огнями, однако я почувствовала, что это действительно мой дом…