– Я тоже забеспокоилась, куда все запропастились, и пошла в том же направлении, что и Алекс. А там такой кошмар…

В результате Ян узнал, что его перевезли на конфискованных лошадях в ближайшую деревню, а обезоруженных военнопленных просто отпустили обратно в волшер. Самое обидное во всем этом, что он, по запарке забыл, что мог стать невидимым, и легко перебить всех соперников.

Они уже три дня находились в деревне у местной знахарки. Теперь у беглецов имелся целый табун лошадей в шесть голов и арсенал разнообразного оружия. Но ничто из этого не могло вернуть зрения, отнятого магом.

Еще через пару дней Ян смог встать и пройтись по комнате. То ли знахарка делала чудеса, то ли странный открывшийся канал энергии лечил его изнутри, но раненый быстро шел на поправку. Еще не вставая с кровати, Ян понял, что его жизнь изменилась полностью. Слух обострился в несколько раз, и теперь он ориентировался в кромешной темноте по мельчайшим звукам, запоминая их направление и свойства.

Скоро, не сходя с кровати, он знал, где находятся все двери, окна, печь, стол, длину тамбура и так далее. Все это он определил по скрипам и шорохам от проходящих и что-то делающих людей, и звукам с улицы. Ян даже знал, что у хозяйки есть рядом скотный двор и недалеко проходит дорога. Оказалось, что обостренный слух, может во многом заменить зрение, надо только все время внимательно вслушиваться…

Был и другой процесс, спровоцированный еще во время стычки с верховным магом: внутри него всплывал поток каких-то смутных воспоминаний, в которые он вслушивался с не меньшей жадностью, чем в окружающие звуки. Ян вспоминал жизнь в каком-то мире, совершенно непохожем на этот. Его мучили видения поездов, машин, огромных городов, самолетов. Он иногда даже вспоминал названия этих явлений и предметов. Но у него начисто отсутствовала память о конкретных людях, именах или событиях. Сколько бы он ни старался прояснить это, мысль все время куда-то ускользала, как ящерица, оставляя в цепких объятиях сознания только хвост неясных ощущений.

И еще одна потребность росла с каждым днем. Может быть, из-за потери зрения, но Яну казалось, что тянущее его куда-то чувство многократно усилилось, как будто цель сама постепенно приближается, и ему тоже надо пытаться идти навстречу. Теперь, в полной темноте, не замутненный другими ощущениями, этот зов был очень ясным. Хотя Ян никак не мог определить, какой природы было это ощущение. Просто ему хотелось двигаться в определенную сторону, как перелетной птице хочется лететь на север или юг в определенное время.

Встав на ноги, Ян понял, что весь мир изменился для него так же, как изменился он сам. Приходилось учиться ориентироваться в полной темноте, используя палочку, и запоминать обстановку в доме и на дворе, ориентируясь только на звуки. Это было ужасно. Он, наконец, осознал, сколько потерял – фактически весь мир. Но и приобрел нечто другое: стал слушать и слышать новый мир, говорящий с ним мельчайшими шорохами, которые сознание раньше просто отбрасывало за ненадобностью.

Он поражался, сколько гармонии может быть в звучании природы, например, на лугу, полном стрекота насекомых, пения птиц и шелеста ветерка. И сколько ужасного шума производит человек, гремя наковальнями в кузнице, точа лезвия или пиля дерево. Теперь мир в основном состоял для него из звуков и сигналов трости, которая стала чем-то вроде чувствительного продолжения руки. А люди превратились в голоса, вздохи и шорохи шагов, по которым он стал не только безошибочно определять, кто к нему подходил, но и чувствовать, в каком настроении человек.

Ребята днем помогали по хозяйству знахарке, и Ян придумал себе занятие, которое показалось бы странным нормальному человеку, но давшее слепому моральную отдушину. Как-то раз в доме оказалась пара ребятишек, забежавших, то ли от соседки, то ли от родственницы. Они, видимо впервые видели слепого человека, и стали приставать к Яну с детскими расспросами. Как-то само собой получилось, что он решил рассказать им какую-нибудь историю, памятуя свой удачный опыт сказителя страшилок. Первая же незатейливая байка про принцессу, злого колдуна и прекрасного принца, вызвала неописуемый восторг у детворы. Через пару дней у знахарки на дому образовался целый клуб любителей сказок. Ян, по звукам, даже заподозрил взрослых в подслушивании историй, но не стал их разоблачать или смущать. Зато прибавил в рассказы ощущения реализма и драматизма.

Было и еще одно, наиболее болезненное ощущение в его жизни. Он понимал, какое глубокое сочувствие и признательность его окружали. Саши, мало того, что провозились с ним все время, пока он был без сознания, буквально выходили его до состояния, когда Ян уже мог самостоятельно передвигаться. Да и сейчас, каждую свободную минутку они прибегали и спрашивали, не надо ли ему чем помочь. А в нем росло раздражение на судьбу и самого себя. Оказывается, он уже привык считать себя самостоятельным суперменом, который умеет раздавать оплеухи и вовремя смываться, а теперь все стало ровно наоборот: он стал почти беспомощен и, если честно сказать, был Сашам только обузой. И чем ласковее они были с ним, тем больше ему хотелось выть от собственного бессилия и никчемности. А молодежь превосходно со всем управлялась. Ребята сумели продать часть трофеев и одну лошадь, оставив за постой вторую знахарке. Сами помогали по хозяйству хозяйке, понемногу втягиваясь в крестьянскую жизнь.

Спустя неделю Ян с ребятами решили, что им нельзя оставаться в этой деревне и надо для безопасности отойти на юг подальше от границ волшера. Ян чувствовал, что уже сможет осилить дневной переход верхом. Из магических умений у него осталось только «слово» невидимости – остальные требовали зрения.

Они совершили два дневных перехода, пока не нашли большую деревню, в которой пустовал сносный дом. Саши сноровисто в нем управлялись, закупив за копейки все им нужное в селе и его окрестностях. Крестьяне оказались очень приветливыми, хотя и недалекими людьми. Его спутники представлялись молодой супружеской парой, и это всех устраивало.