— Ты точно безумец! — начал закипать Бранджи. — Это ловушка! Убирайся прочь к своим гиенам, пока я не выпустил из тебя кишки!

— Я твой заложник, — спокойно продолжил я. — Я безоружен и буду все время стоять рядом с тобой. Если ты решишь, что вам угрожает опасность, можешь пронзить меня мечом в любой момент.

— Чего ради мне соглашаться с этим бредом?

— Я побывал в плену в стране Яг. И вернулся, чтобы народы гура смогли узнать, какая бездна зла грозит всему миру.

— Летающие кровососы похитили мою дочь! — выкрикнул один из воинов, проталкиваясь сквозь строй поближе ко мне. — Ты не встречал ее там?

«А у меня украли сестру!», «Моя невеста!», «Мои славные дочки!» — загалдели воины, стараясь перекричать друг друга.

И сейчас же воины-хорты, забыв о предстоящем сражении и сломав строй, стали закидывать меня вопросами о судьбе своих близких.

— Назад, идиоты! — вопил Бранджи, размахивая кулаками, раздавая тычки направо и налево. — Немедленно в строй, пока котхи не перерезали вас, в то время как этот предатель заговаривает вам зубы! Это ловушка!

— Да никакая это не ловушка! Ради Тхака, выслушайте же меня! — отчаянно кричал я.

Наконец Бранджи, скрепя сердце, был вынужден согласиться с моим предложением, уступая требованиям своей армии. Началось самое трудное — свести обе армии близко, но чтобы они не бросились друг на друга, почувствовав близость старинных врагов. Наконец, ценою моих отчаянных усилий, мольбы и угроз, два полукруга сомкнулись вокруг меня.

Оказавшись лицом к лицу, котхи и хорты крепче вцепились в рукояти мечей и кинжалов, пальцы легли на курки мушкетов, на их лицах заиграли желваки. Понимая, что хватит испытывать крепость нервов воинов обеих сторон, я поспешил начать свою речь.

Никогда я не отличался красноречием, а тут, оказавшись в центре круга, разделявшего десять тысяч готовых вцепиться друг другу в глотки дикарей, я вообще смешался. Против меня было все: тысячелетняя вражда, традиции междоусобных распрей и войн, взаимное недоверие кланов. Что я мог в одиночку противопоставить сложившемуся мировоззрению тысяч людей с их представлениями о мире, о чести, о добре и зле? Мысли об этом словно приморозили мой язык к нёбу. И тогда в моих глазах ожили все отвратительные картины, разворачивавшиеся передо мной в безумном городе ягья. Я начал говорить и уже не останавливался.

Мне повезло — я был точно такой же человек, как и они. Более образованный и искусный оратор вряд ли смог бы точнее почувствовать этих людей. Моя импровизированная речь строилась из коротких, предельно простых фраз, каждая из которых находила цель, проникая прямо в сердца слушающих меня воинов.

Не останавливаясь ни на мгновение, я говорил о черной Югге, бывшей воплощенным адом; я говорил о чудовищной судьбе их соплеменниц, низвергнутых в пучину отчаяния, — о пытках, надругательствах и глумлении крылатых палачей, терзавших не только беззащитные тела женщин, но и их души; я говорил о том, как несчастные создания сходят с ума, превращаясь в неразумных тварей, служащих утехой для похотливых созданий. Я говорил, не жалея слушателей и не опуская тошнотворных подробностей, и о том, как женщин раздирают заживо на куски, и о том, как их, хрипящих от боли, насаживают на стальные вертела и жарят на медленном огне, и о том, как их варят живьем в огромных котлах, чтобы утолить не только голод отвратительных созданий, но и их страсть к издевательствам. Господи, да о чем я только не рассказывал гура в тот вечер. Нет, я и сейчас не могу без душевных мук вспоминать все то зло, творимое крылатыми демонами на Черной Скале.

Я еще продолжал свое чудовищное повествование, а суровые воины уже били себя кулаками в грудь, раздирая в кровь лица, завывая, как волки, в бессильной ярости. Огромные мужчины обливались слезами, как дети.

Больше мне добавить было нечего, и я словно змеиным жалом, в качестве последнего довода, нанес укус:

— А ведь это ваши матери, жены, дочери и сестры — ваши соплеменницы — возносят мольбы о спасении к глухим небесам из преддверия ада. Ну а в это время вы, именующие себя гордым словом «мужчина», развлекаетесь тем, что выясняете отношения в бесконечных стычках между собой! Какие же из вас мужики! Смех один.

Я действительно рассмеялся, но смех мой, скорее, походил на волчье рычание.

— Идите по домам и наденьте юбки, оставшиеся от украденных у вас женщин!

Тысячи глоток одновременно исторгли душераздирающий рев, и ко мне со всех сторон угрожающе потянулись руки воинов, явно недовольных последним предложением.

— Врешь! Ты все врешь! Мы — мужчины! Настоящие мужчины! Только отведи нас к этим крылатым дьяволам — и сам увидишь, кто мы такие! Да мы зубами разорвем эту погань!

— Если вы пойдете со мной, — мой зычный голос перекрыл гул толпы, — большинство из вас не вернется. Многие тысячи из нас погибнут в жестокой сече. Но если бы вы видели то, что довелось мне, вы бы и так не захотели жить! Еще немного, и грянет день их страшного праздника, а затем — день, когда ягья избавляются от надоевших рабынь, чтобы отправиться за новыми Вы сами знаете, какая участь постигла Тугру, скоро то же самое случится и с Хортой, и с Котхом. Полчища до зубов вооруженных ягья могут обрушиться на вас с небес в любую секунду, и вы бессильны этому помешать. Па вас падет с небес сталь и огонь, и блаженны будут те, кто погибнет в бою! Идите за мной на битву с ягья. Если вы настоящие мужчины — вперед, пришло наше время. Победа или смерть!