Вот тогда–то Генька и вспомнил о посадках, которые дядя Миша посоветовал сделать в Тыже. Мы обратились к Даше. После постройки электрической линии Даша Куломзина так и осталась нашим «прорабом», и мы обо всем с нею советовались.

Даше предложение понравилось, она размечталась, что хорошо бы сделать посадки не только на улице, а и дальше — от избы–читальни до околицы посадить много деревьев, чтобы получилось вроде парка культуры. Но самим нам это дело не поднять, надо привлечь всех: кто сажал, ломать не будет. Словом, нужно поставить вопрос на правлении, поскольку дело касается всего колхоза.

О плане посадок Даша рассказала правлению.

— Надумали! В тайге лес садить!.. — засмеялся Пашкин отец.

Но тут неожиданно вмешался Захар Васильевич:

— Ты это зря, Анисим… И в тайге сажать надо. Тайга что? Бурелом, гари, чащоба. Там лес не растет, а мучается. Чем плохо улицу березками обсадить? А то торчат избы, как шиши, на бугре… Так что смех тут ни к чему.

Федор Елизарович сказал, что и в самом деле ничего смешного здесь нет, колхоз должен хорошую инициативу поддержать.

— Что же, мы трудодни на это выделять будем? — спросил Иван Потапович.

— Трудодней не нужно, — возразила Даша, — делаться все будет добровольно, в свободное время, а нужно только выделить лошадей и организовать так, чтобы это было от всех колхозников…

— Лошади у нас не гуляют! — отрезал Иван Потапович. — А привлекать — привлекай, кому в охотку. Всё! Понятно?.. А не лезь ты, Дарья, за ради бога, с ребячьими затеями…

— Погоди, Иван Потапович, — вмешался дядя Федя. — Правильно, лошади у нас не гуляют. Так что если отказать, то вроде все будет по–хозяйски и по форме правильно. А если поглядеть на это дело не вприщурку, а во все глаза, — будет неправильно. Остался у нас от прошлой жизни короткий взгляд, смотрим мы себе под ноги, а надо нам голову поднимать и глядеть дальше. Мы из земли только тянем да требуем от нее, а пора нам подумать и об украшении земли, потому как это есть украшение нашей жизни. Ты вот говоришь — ребятишки. Конечно, года у них пустяковые, но им в будущем жить, и они глядят в это будущее без опаски… Они и дети и вместе как бы маленькие граждане, потому и хотят во всяком деле участвовать, и отмахиваться от них не годится. Этому их нетерпению к будущей жизни радоваться надо!..

Иван Потапович в конце концов согласился.

Решили создать «зеленый штаб» и назначили в него дядю Федю, Захара Васильевича и, конечно, Дашу.

Вечером, когда парни и девчата, по обыкновению, собрались на гулянку, Даша рассказала про «зеленый штаб» и предложила им принять участие. Сначала все стали смеяться, а когда Даша сказала, что возле избы–читальни мы обсадим площадку для танцев и что в роще расставим скамейки, и неужели же не лучше будет гулять в своем парке, чем на выгоне возле бревен, — Аннушка первая закричала, что она согласна…

И вот опять настала пора, когда мы снова были все вместе, заняты одним общим делом.

Поулочная бригада, в которой был и Васька Щербатый, начала от правления; и, когда первая яма была готова, Иван Потапович, пришедший посмотреть, не вытерпел и, отобрав у Васи Маленького лопату, сам начал копать вторую яму, а за ним включился в работу Пашкин отец. Тогда мы сманили к нам Марью Осиповну и моего отца.

За один воскресный день мы, конечно, не кончили — пустырь оказался здоровенный — и копали еще два дня после уроков.

Потом мы на Грозном, а поулочная бригада на Звездочке перевезли из березового колка выкопанные там молодые деревья и сразу начали высаживать их в грунт.

Тут уж досталось дяде Феде и Захару Васильевичу: им пришлось следить, чтобы сажали как следует, на нужную глубину, и не мяли корней, иначе вся работа пропала бы зря. Дорожку к избе–читальне мы обсадили елочками в мой рост, и тут сразу стало видно, как это будет красиво, когда не только елки, а все деревья зазеленеют. И, хотя сейчас на пустыре торчали лишь смуглые, будто загорелые, березовые прутья без единого листика, мне виделось, как зашелестит на них веселая листва и темные прутья будут светлеть и светлеть, пока не превратятся в нежные белые березки.

Иван Потапович предложил отметить в стенгазете тех, кто лучше работал.

Даша сказала, что отмечать придется всех, потому что все работали хорошо и бригады шли наравне. Тут Генька не выдержал и сказал, что работали мы не из–за стенгазеты, но если говорить по правде, то у вас на двадцать пять корней больше.

— Врешь! — крикнул Фимка.

— Пересчитай, — спокойно ответил Геннадий.

Васька покраснел так, что уши у него начали светиться, как фонари.

Даша пересчитала посадки, и, конечно, вышло по–Генькиному: нас признали победителями. Я думал, что с посадками мы идем наравне и кончится наконец это соперничество, а теперь получилось еще хуже — Васька затаил обиду, и это было совсем глупо: будто им кто–то мешал посадить столько же! Мне это соперничество давно надоело, и я даже думал, что лучше бы уж они как следует подрались и тем всё кончили.

И они действительно подрались, но только произошло это значительно позже.

Мы заранее уговорились отдать свою коллекцию минералов в школу. Пашка предлагал выставить ее в избе–читальне, чтобы все видели и помнили про наш поход, но Генька сказал, что это глупости: здесь она будет только пыль собирать, а в школе — вроде наглядного пособия. И вообще дело не в том, чтобы помнили. Мы же собирали не для того, чтобы хвастаться, а для того, чтобы польза была.