— Время и место…

Тот провел ладонью по губам, удовлетворительно кивнул, увидев кровь, и вытолкнул, борясь с дыханием:

— Завтра. С рассветом. Шпаги.

После, не проронив ни слова, скрылся.

— Светлана Николавна, — Ревин встряхнул девушку за плечи и заглянул в испуганные глаза: — То, что здесь произошло, никоим образом не затрагивает вашу честь и целиком ложится на мою. Я даю вам слово офицера, что о случившемся никто никогда не узнает. И помните, за вами нет никакой вины!.. Ступайте к себе. Вам нужно отдохнуть.

— …Что? Вы деретесь завтра? На шпагах?! — поручик Шмелев мерил комнату из угла в угол. — Скажите мне, что я ослышался! Скажите!

— Вы не ослышались. Завтра в трех верстах отсюда. Местечко называется Морошкин Пуп, — Ревин улыбнулся. — Жизнеутверждающее название, не правда ли?

— Боже! Да о чем вы?

— Александр, успокойтесь! Право же, не стоит так переживать. Это же, в конце концов, всего лишь дуэль, а не экзамен в кадетском корпусе.

— Знаете, не смешно! Совсем не смешно! Почему, почему же я не сказал раньше? — Александр продолжал свой нервический вояж.

— Ну, раз начали, — Ревин пожал плечами, — договаривайте!

— Хорошо же, слушайте! Известно ли вам, кто такой этот Бисер Талманский?

— Известно. Мерзавец и подлец!

— Да, — Александр кивнул. — Но еще он – профессиональный дуэлянт! Стрелок и фехтовальщик. У него за плечами девятнадцать поединков. Не хочу вас пугать, но семнадцать со смертельным исходом.

— Ого! Но, откуда же, позвольте узнать, вам это известно? — Ревин закинул ногу на ногу. — Да остановитесь же вы, наконец!..

— Сегодня утром, — Александр присел на краешек стола, — ко мне в комнату постучался Загоруйко, наш герой-любовник. Он заявил, что терпеть более не в силах и намерен мне открыться. Выпив полграфина воды, он поведал презанимательную историю. Уж я не знаю, какой между вами случился разговор, но только после него Загоруйко пребывал в полном смятении. С его слов, он едва руки на себя в тот вечер не наложил…

— Вздор! — поморщился Ревин.

— Может быть… Не суть! Но еще одно лицо в тот вечер имело с ним душещипательную беседу, дражайший Федор Павлович Шлепков. Загоруйко сетовал на то, как несправедливо устроен мир, и человек, не способный убить, не способный к насилию, считается слабым, и женщины, в силу своей природной недальновидности, таковых незаслуженно презирают, обрекая на страдания. Рассуждения на тему того, что наше цивилизованное общество недалеко ушло от средневековых турниров, я, с вашего позволения, опущу. Так вот.

Шлепков все это внимательно, а вернее сказать, терпеливо, выслушал и предложил Загоруйко посильную помощь в переустройстве мира. Со слов Федора Павловича, в сотне верст отсюда живет его приятель, так сказать, рыцарь без страха и упрека, который за умеренную цену согласился бы выступить в защиту униженных и оскорбленных. Вначале Загоруйко наотрез отказался. Но после, проведя ночь в раздумьях, изъявил согласие, и, получив от Шлепкова сопроводительное письмо и немалую ссуду, отправился на перекладных в соседний уезд…

Ах, друг мой, если бы я рассказал об этом раньше!..

— Это все равно бы ничего не изменило.

— Ваши отношения с Талманским были ровны, ничто не предвещало ссоры. Но я недооценил способности мерзавца. Ему удалось спровоцировать вызов от вас, и получить право на выбор оружия.

— Так ли это важно?

— Евгений, вы не понимаете! — Александр снова заходил по комнате. — Он фехтует с детства! Он практикуется по несколько часов в день! Он брал уроки у самого Рамиреса!.. Уедем! — Александр понизил голос. — Уедем сейчас же! Я скажу, что мы получили срочное предписание явиться в полк! Здесь и не пахнет честью! По Талманскому виселица плачет, он – убийца! Ревин усмехнулся.

— Были бы вы моим другом, если бы я согласился?.. Мы деремся завтра… Уже сегодня. Деремся на шпагах. Так угодно судьбе.

— Простите, — Александр покачал головой. — Простите… Одного не могу понять, какая выгода Шлепкову от всей этой кутерьмы?

— О! У него тяжкий недуг! Он не знает, куда себя употребить, как избавиться от русской хандры – болезни дураков и бездельников. Вот и мнит себя эдаким Цезарем, устраивающим гладиаторские бои. Талманский в имении Крутояровых не ночевал, съехал тотчас после случая в парке, сославшись на неотложные дела, но, несмотря на то, что офицеры выехали к месту дуэли затемно, уже ожидал их, нетерпеливо прохаживался, приминая ботфортами белую от инея траву. Морошкин Пуп – большую поляну, окруженную со всех сторон лесом, устилал туман, настолько густой, что за двадцать шагов любой предмет принимал неясные очертания и расплывался в серой мгле. От кареты, запряженной парой лошадей, отделились двое. В одном Ревин узнал собственной персоной Шлепкова, одетого в костюм для охоты, второй мужчина, полный, с густыми бакенбардами, был ему незнаком.