Шрифт:
Лиза ловко сдернула с простертой руки бронзовой бабы-канделябра собственные трусики и спрятала их за спину.
— А мы и сами не поймем, Эдик. Приехали — а тут полный разгром. Ценные вещи на месте, а вот мебель вся валяется.
Эдик всплеснул лапками и на цыпочках проскакал из прихожей в гостиную. За его спиной Волков с каменно-бесстрастным лицом стремительно содрал с Лизы футболку, одетую наизнанку, и мгновенно натянул ее на девушку правильной стороной. Эдик обернулся и растерянно произнес:
— Возможно, это полтергейст… Может, вызвать милицию? Или службу безопасности, а, Георгий Степанович?
Лиза сморщила нос и противным голосом сообщила:
— Я бы предпочла, чтобы Георгий Степанович съездил за ними лично. Мне Георгий Степанович за последнюю неделю надоел до невозможности. К сожалению, рост Георгия Степановича уступает только его упрямству, поэтому мы с тобой, Эдик, очень вежливо попросим Георгия Степановича прибраться в комнате, а сами пойдем на кухню.
Волков на всякий случай сделал «морду кирпичом» и вытянулся по стойке «смирно». Лиза украдкой показала ему язык, а потом из-за спины Эдика послала ему воздушный поцелуй. Жора усмехнулся и принялся расставлять стулья.
Оказавшись на кухне, Лиза зашипела страшным шепотом:
— Это наверняка его громилы все разнесли. Он же ненормальный, этот Волков. Буквально повернут на охране.
Эдик обеспокоился.
— Лизонька, может быть, тебе небезопасно оставаться с ним наедине? Мы могли бы поехать ко мне, если хочешь, или я отвез бы тебя домой, за город…
— Что ты, разве я оставлю его в квартире? Отправлю в машину спать, сама запрусь. Ты заказал билеты?
— Да, конечно. Вот…
— Теперь пригласи меня погромче.
Волков вскинул голову. Из кухни доносился неестественно высокий и громкий голос Эдика. Господи, вот же создал ты парнишку!
— Я пришел, собственно, по делу, Лизонька. Хочу пригласить тебя на одно светское мероприятие…
Волков насторожился и осторожно пошел к дверям кухни.
— …В четверг состоятся скачки на Кубок мэра. Вот приглашение в ложу. Это на ипподроме, здесь недалеко. Я мог бы заехать за тобой, если хочешь?
— Здорово! Обожаю лошадей. А заезжать не надо, Жора меня отвезет. Георгий Степанович? Отвезете?
Волков воздвигся скалой на пороге кухни и сварливо поинтересовался:
— Куда это? И когда?
— В четверг на ипподром. В десять часов начало.
Жора нахмурился. Незапланированная поездка его тревожила, хотя, с другой стороны… Виповская ложа, Кубок мэра, значит, на ипподроме полно охраны…
— Отвезу, Елизавета Игоревна. Но, уж извините, в ложе буду вынужден находиться рядом с вами.
Лиза притворно сморщила носик.
— Георгий Степанович, а на сеанс к массажисту вы тоже со мной попретесь?
— Нет. На сеанс к массажисту вы, Елизавета Игоревна, попретесь одна.
Лиза картинно всплеснула руками.
— Видишь, Эдик? Я в заточении, да еще и охранник грубиян.
Эдик затоптался.
— Что ж, я пойду, пожалуй. До четверга, Лизонька?
— Да, до встречи. Георгий Степанович, проводите гостя, будьте так любезны.
Жора стоял на пороге квартиры, пока Эдик ждал лифта. Когда серебристые дверцы бесшумно разошлись в стороны и на лицо Эдика упал яркий свет, Жоре почудилось в этом лице что-то странное и неправильное…
Тяжесть его тела привычно ошеломила и привела ее в восторг, она в неистовстве обвила бедра мужчины ногами и прижалась к нему, раскрываясь навстречу мужской плоти, словно цветок. Он обнял ее, покрывая горящее лицо поцелуями…
Он взял ее, и одновременно сплелись в сладкой битве их языки. Потом не было ничего — и было все, как в первый день творения, и Лиза, кажется, кричала его имя, а Волков, возможно, рычал, как тигр. Ничего нельзя было сказать наверняка, потому что они были единым целым, и слезы у них были общими, и стук сердца — общим, и дыхание — общим, и испарина — общей…
Их качало на волнах самого древнего океана на свете, и Лиза с удивлением услышала, как где-то глубоко внутри нее шевельнулось нечто крошечное, меньше светлячка в ночи, горячее раскаленного уголька, нечто, чего никогда раньше не было…
Они отдыхали, лежа в объятиях друг друга. Голова Жорки покоилась на груди Лизы, истерзанной его поцелуями. Она вздрогнула, когда спустя некоторое время его поцелуи вновь разбудили ее, но на этот раз любовь была совсем иной — нежной, осторожной, внимательной и неторопливой…