Выйдя замуж за Петечку Збарского и родив ему сына Васю, Лялька — к удивлению знавших ее людей — имидж менять не стала, оставшись платиновой блондинкой, и сейчас ее роскошная грива развевалась по ветру, а Петечка, покорно тащившийся в хвосте, уворачивался от своенравных локонов своей обожаемой супруги. Одета Лялька была в эффектно-лиловое нечто плюс гранатовый гарнитур, малиновые туфли на высоченном каблуке дополняли облик женщины-вамп. Приблизившись к Лизе на расстояние вопля, Лялька его и издала:

— Волынская! Это обалдеть — а не шляпа! Я сейчас сдохну от зависти!

Лиза победно покосилась на Волкова, но тот и бровью не повел. Лиза с Лялькой расцеловали воздух у щек друг друга, и Лиза поинтересовалась:

— А ты чего без панамки? Дресс-код, все дела?

— Ты не поверишь — она улетела!

— Кто, панамка?

— Ну да! И меня даже в виде исключения простили, не стали штрафовать, потому что совершенно загадочная история. Отдает мистикой! Слушай: Рубашкин сваял мне нечто из тумана, дождя и обрезков того, что завалялось у него в ателье…

— Веня? Рубашкин? Везет же…

— Слушай дальше. Приезжаем мы с Петечкой сюда, идем как культурные, в ложу, вдруг — вихрь, ураган, шквал, мое нечто взвивается в воздух.

— Аи!

— Хуже. Петечка — мой ангел, дай тебя поцелую! — бросается, словно горный барс, спасать произведение искусства. Видимо, душа искусствоведа взыграла… Так вот, он гонится за шляпой, шляпу несет могучим ураганом и уносит за тот заборчик, где лошадки…

Эдик поднял голову и скромно поправил:

— В паддок. Это место называется паддок.

Лиза мимоходом удивилась — откуда Эдик, еще пару дней назад нетвердо знавший, что такое ипподром, знает такие специфические названия. Впрочем, видимо, готовился, читал справочную литературу… Ляля отмела поправку как несущественную.

— Паддок-шмаддок, какая разница! Важно, что ближайшая же лошадь хватает мое шляпье зубами и во мгновение ока ее жрет! Я думаю, это из-за анютиных глазок.

— Каких глазок?

— Анютиных. Там цветочки были шелковые, все из лиловой гаммы. Колокольчики, анютины глазки, васильки и люпин.

Очами души своей Волков представил Лялю с клумбой на голове и сдержанно хмыкнул. Ляля обрадовалась поддержке.

— Вот именно, прямо кино про соломенную шляпку! И вот я здесь, практически голая по здешним меркам, а в местном салоне предлагают сплошное убожество. А мы собрались потусоваться с Белорыбкиными и Вихлеевскими, но на веранду можно только в шляпах.

Лиза в припадке любви ко всему человечеству лихо сдернула алое чудо с волос и протянула Ляле.

— Держи и помни мою доброту. Мы на веранду не пойдем, а у меня от нее голова чешется.

— Ой, Лизка…

— С туфлями совпадает, так что — носи.

Ляля немедленно нахлобучила шляпу на голову и томно сверкнула очами из-под полей.

— Обалдеть! Алка и Галка умрут от зависти! Лиз, я твоя должница навеки.

— Да брось ты. О, уже начинают!

— Да? Ну, мы пойдем. Петечка, скорей, что ты застрял? И возьми мне шампанского.

— Хорошо, Лялечка.

Чета Збарских-Бескозыркиных торопливо удалилась на свои места, и заезд начался. Волков подумал-подумал — и придвинулся к Лизе поближе, незаметно обнял ее за бедра, притиснул к себе, с удовольствием почувствовав, как по телу девушки пробежала дрожь. Лиза обернулась на него и одарила таким многообещающим взглядом, что Волкову стало жарко. Рядом расстроено закашлялся Эдик.

Не дозвонившись непосредственно исполнителю, Панк перезвонил в фирму «Перст Судьбы» и сообщил диспетчеру особые приметы объекта — широкополую алую шляпу с перьями, — присовокупив, что «ихний Оршанский» на звонки не отвечает. После этого Панк с чистой совестью направился в ресторан, а в офисе фирмы началось некоторое беспокойство.

Лесику звонили с двух телефонов сразу, но ни один из них, естественно, не отвечал. Без двадцати одиннадцать беспокойство переросло в панику. Старший менеджер решительно отобрал у секретарши книжку Сандры Мэй и погнал ее на квартиру к Лесику.

Разозленная произволом секретарша — весьма симпатичная и смело одетая девица — названивала в дверь квартиры Лесика уже без пяти одиннадцать, благо проживал незадачливый исполнитель в соседнем с офисом квартале.

Соня, продолжая беречь сон своего ненаглядного, сорвалась с кровати и понеслась открывать. При виде скудно одетой рыжей шалавы на пороге Соня слегка окаменела, а потом разом превратилась в цепного пса.

— Чего надо?

— Совсем обалдели? Где Леонид?

— А твое какое дело?