Он, конечно, уже ушел. Я не пытаюсь за ним следить. В двухлетнем возрасте его лечили от инфекции среднего уха, и тогда доктор имплантировал ему чип. Этот чип позволит мне найти его тогда, когда потребуется.

Мы не управляем. Мы лишь создаем путь, а человек идет по нему сам. Потому что это именно то, чего он хочет. У выхода стоят такси с кондиционерами, и я, пожалуй, прокачусь по настоящей, неопрятной версии того безупречного города, который можно увидеть из комнаты наверху.

Круг замкнулся, я снова здесь. Моя мать работала в одном из этих баров шестьдесят лет назад. Она сбежала из Мумбая — младшая дочь из многодетной семьи. Девчонка забеременела от талантливого молодого директора, проводившего свой отпуск в Гонконге. Он так никогда и не признал ребенка.

Мы ищем таланты там, и мы их находим. А когда перед нами открывается путь, мы идем по нему. Идите вперед, давайте. Можете назвать это удачей, если вам от этого легче.

Перевел с английского Алексей КОЛОСОВ

Я скорчился под дождем с пистолетом в руке.

На каменистый берег передо мной взобралась волна, залив ноги и наполнив штанины песком и щебнем. Вокруг нависали скалы, черные и большие, как дома.

Придя в себя, я задрожал от холода и впервые осознал, что пиджак от костюма куда-то подевался. Вместе с левым ботинком из коричневой кожи, двенадцатый размер. Я поискал ботинок, обведя взглядом каменистый берег, но увидел лишь камни и перекатывающуюся вспененную воду.

Я глотнул из бутылки и попытался ослабить галстук. Поскольку в одной руке я держал пистолет, а в другой бутылку, и поскольку я не желал сдаваться, ослабить галстук оказалось нелегко. Я действовал рукой с пистолетом, растягивая узел пальцем, пропущенным сквозь предохранительную скобу спускового крючка, и холодная сталь терлась о горло. Я ощутил дуло под подбородком, а онемевший и неуклюжий палец касался спускового крючка.

Это будет так легко.

Интересно, доводилось ли кому-нибудь так умирать — пьяным, вооруженным и пытающимся ослабить галстук? Пожалуй, для представителей определенных профессий в этом нет ничего необычного.

Потом узел распустился, а я не застрелил себя. В награду я еще раз глотнул из бутылки.

Я сидел, уставясь на рокочущие волны. Это место совершенно не похоже на дюны в Индиане, где озеро Мичиган занимается любовью с береговой линией. Здесь, в Глостере, вода ненавидит сушу.

Мальчишкой я приходил на тот пляж и гадал, откуда взялись все эти валуны. Неужели их приволокли приливы? Теперь-то я знал ответ. Разумеется, валуны были здесь всегда, похороненные в мягком грунте. Они — то, что осталось, когда океан вымыл все остальное.

У меня за спиной, возле дороги, стоит памятник — список имен. Местные рыбаки. Те, кто не вернулся домой.

Это Глостер — место, уже давным-давно проигрывающее битву с океаном.

Я сказал себе, что прихватил пистолет для самозащиты, но сидя здесь, на темном песке, я в это не верил. Я уже пересек ту черту, до которой можно себя дурачить. Это пистолет моего отца, калибр девять миллиметров. Из него не стреляли шестнадцать лет, семь месяцев и четыре дня. Я подсчитал это быстро. Даже пьяный, я считаю быстро.

Моя сестра Мэри сказала, что это хорошо: новое место, которое было также и старым местом.

— Новое начало, — сказала она. — Ты сможешь работать. Сможешь продолжить свое исследование.

— Да, — ответил я. Ложь, в которую она поверила.

— Ты ведь мне позвонишь?

— Конечно, позвоню. — Ложь, в которую она не поверила.

Я отвернулся от ветра и сделал еще один обжигающий глоток. Я пил, пока помнил, в какой руке у меня бутылка, а в какой — пистолет.

Я пил, пока не перестал ощущать разницу.

Всю вторую неделю мы распаковывали микроскопы. Сатиш орудовал ломиком, а я — гвоздодером. Ящики были тяжелые, деревянные, герметично упакованные — отправлены из какой-то уже не существующей исследовательской лаборатории в Пенсильвании.

Погрузочную платформу нашей лаборатории поджаривало солнце, и сегодня было почти так же тепло, как холодно неделю назад.

Я взмахнул рукой, и гвоздодер впился в бледную древесину. Я взмахнул снова. Такая работа приносила мне удовлетворение. Сатиш заметил, как я вытираю пот со лба, и улыбнулся. На темном лице сверкнули белые зубы.