12 августа 1937 года с московского аэродрома поднялся самолет с экипажем из пяти человек на борту, который пилотировал пионер российской авиации Сигизмунд Леваневский. Самолет должен был пролететь над Северным полюсом и приземлиться в Фэрбанксе на Аляске. Но этот полет, затеянный для проверки возможности международного воздушного сообщения через полюс, провалился.

Через несколько часов после вылета из Москвы Леваневский передал по рации о каких-то проблемах с мотором правого борта и быстрой потере скорости. Когда его слова внезапно потонули в треске радиопомех, стало ясно, что самолет совершил вынужденную посадку где-то на полярных равнинах. Вскоре в северном направлении была послана летающая лодка, которая принялась планомерно кружить над замерзшим океаном в поисках исчезнувшей экспедиции. Однако после долгих бесплодных полетов она вернулась, так и не обнаружив следов авиаторов или их самолета.

Однако в Москве не потеряли надежды и даже наняли знаменитого австралийского путешественника по имени Хьюберт Уилкинс, дабы он продолжил поиски Леваневского и его экипажа. В Нью-Йорке был заказан специальный самолет с дополнительными баками для горючего и специальным навигационным устройством, помогающим ориентации в ночных полетах — «Локхид-ЮЕ». За день до того, как сэр Хьюберт был готов отправиться на поиски, к нему подошел пожилой писатель по имени Гарольд Шерман, пользующийся репутацией эксцентричного человека, и обратился со странной просьбой. Если потерявшиеся летчики все еще живы, поинтересовался Шерман, то могли бы они передать какую-либо информацию, например, свои координаты, используя телепатическую связь, — ведь тогда спасательный самолет смог бы немедленно их забрать в указанном месте?

Уилкинс, хотя и не испытывал неприязни к идее телепатии, как таковой, тем не менее не видел никакой возможности для подобного ее использования в нынешней ситуации. А как насчет будущего — лет этак через пятьдесят или сто? — предположил Шерман.

Разве не может так статься, что к тому времени человеческий разум разовьется настолько, что спасение на подобной основе станет вполне осуществимым? Уилкинс согласился, что когда-нибудь и такое может случиться. И тем самым попался в ловушку Шермана, позволив себя уговорить поработать на будущее — участвовать в серии экспериментов во время своей спасательной миссии в Арктике.

Итак, для проверки того, сможет ли его мозг связаться с мозгом американца, в условленное время, когда они оба будут концентрироваться друг на друге, три ночи в неделю — понедельник, вторник и четверг — между 11.30 и 12.00 ночи по гринвичскому времени пилот станет сознательно переживать и «пересматривать» все особенные события, которые произойдут в этот день; тем временем Шерман, сидя один в своем кабинете, будет пытаться сконцентрироваться и записывать свои мысленные впечатления того, что испытал Уилкинс. Объективную оценку их эксперимента проведет доктор Гарднер Мерфи, друг Шермана и глава отделения психологии Колумбийского университета. Мерфи будет собирать и комментировать записи Шермана, храня их у себя до возвращения сэра Хьюберта, когда появится возможность сличить их с его дневниками и личными воспоминаниями.

На самом деле у австралийского путешественника за время его затянувшейся спасательной миссии хватало волнующих приключений и даже злоключений: множество раз он на низкой высоте облетал ледовую пустыню и часто садился на покрытую трещинами и кавернами поверхность арктических рек.

Тысячи миль налетал он вслепую, в почти полной темноте, среди непроницаемых туч, из которых вдруг выныривали мрачные пики гор. Практически каждый день сталкивался с опасностями и дюжину раз с трудом выкарабкивался из опаснейших ситуаций. Однако конечная цель экспедиции так и не была достигнута: отыскать обломки самолета или тела советских авиаторов так и не удалось. Между тем в своей нью-йоркской квартире аккуратно получал и фиксировал драматические сообщения, переданные по ментальной связи, Гарольд Шерман, и многие из них разительно походили на то, что в действительности испытал австралийский исследователь за тысячи миль от Нью-Йорка. Некоторые из них просто поражают своей точностью.

Например, одна из записей Шермана рассказывает о том, как он видел Уилкинса одетым в смокинг и в окружении джентльменов в военной форме и дам в вечерних платьях. Самому Шерману это видение показалось невозможным, однако он приучил себя фиксировать все, даже самые невероятные впечатления.

А несколько месяцев спустя при чтении дневника выяснилось, что в этот день Уилкинс в Регине встретился с губернатором области и был приглашен на офицерский бал, для которого сам губернатор одолжил австралийцу смокинг.

Конечно, некоторые из этих сеансов связи были более результативны, другие — менее, однако лишь закоренелый скептик способен усомниться в том, что некая пока непонятная нам форма передачи мыслей на расстояний возможна. За процессом этого эксперимента по телепатическому контакту аккуратно следил доктор Гарднер Мерфи, и он засвидетельствовал все результаты как подлинные, что подтверждено документом, подписанным другими известными нью-йоркскими учеными. А влияние этого опыта на умы превзошло ожидания тех, кто в нем участвовал. Хотя они и затеяли все дело, лично веря в то, что мысленные контакты когда-то станут возможными, однако никому из них и в голову не приходило, что телепатическая связь между ними, во-первых, будет столь явной, а во-вторых, знаменует собой начало фундаментального сдвига исследований в сторону осмысления нового вида ментальной энергии.

И все следующее десятилетие исследователи в университетских лабораториях по всей Америке, Европе и даже в СССР (правда, здесь это делалось в зарытых НИИ) проводили бесконечные часы, работая со своими студентами, ясновидящими и другими, кто обнаруживал в себе особую психическую силу, пытаясь выяснить, есть ли на самом деле какая-либо научная основа в идее телепатии. С самого начала работы результаты впечатляли. Например, американский профессор Дж. Б. Раин, работая в университете Герцога с добровольцем — студентом-экономистом Адамом Дж. Линцмайером, однажды столкнулся с тем, что исследуемый точно описал спрятанную игральную карту девять раз подряд, что с точки зрения теории вероятностей — настоящий подвиг: один шанс из двух миллионов.