– Принято, – кивает Михайлов.

– И еще, у вас вроде бы были патроны 7,62 к «мосинке» и СКС?

– Да, только мало. Вот они привезли.

– Я понимаю. Но у нас есть еще оружие, а боеприпасов нет совершенно. Сейчас переговорите с майором. Прошу поделиться, мы добро помним.

Николаич морщится и, когда к нему добирается невысокий невзрачный человечек в штатском, начинает с вопроса:

– Получается так, жену отдай дяде, а сам иди… к тете?

– Цену себе набиваете? Я ж прекрасно понимаю, что патроны сейчас буквально на вес золота. Но вы вооружили охрану монетчиков. Значит, не чужды альтруизма. Или понимаете, что лучше иметь организованную оборону, чем отбиваться в одиночку. Мы, к слову, тоже не чужды альтруизма. Вы в этом убедитесь, если сутки-другие продержимся.

– Мягко стелете. Особняк?

– Был.

– Ясно. Насчет был не верится, но ладно. А оружие откуда?

– Есть коллекция экспериментального оружия, не принятого на вооружение по результатам испытаний. Холостить его запрещено – было много ситуаций, когда при появлении новых боеприпасов или технологий старое оказывалось востребованным. Так что есть и пистолеты, и винтовки, и автоматы. А вот патронов нет.

– Это-то понятно… Но и у меня патронов не пуды.

– Нескромный вопрос: сколько?

Николаич начинает сыпать цифирью, из которой я успеваю выхватить разве 7,62. Тем более что оно повторяется несколько раз.

– Вопрос ясен. Прошу триста 7,62 мм M1908/30 к винтовке и хотя бы четыреста 7,62 мм Калашников.

– И нежно поцеловать в придачу.

– Нет, без поцеловать. Это уже лишнее.

– Знаете, мой альтруизм не так велик и обширен. С вас пять стволов. Тогда пойдет.

– Вас, случаем, не Джек Потрошитель зовут? Стволы же уникальные. Еще нашим сотрудникам я могу их выдать, да и то как бы с меня голову не сняли. Это ж спецхран! Их по-любому будем пользовать пару дней, потом с полигона нормальное оружие привезут.

– Приказ есть на раздачу оружия?

– По Московскому гарнизону – да.

– А по Петербургскому?

– Пока нет…

– А если не будет вообще приказа?

– Если все будет так плохо, то приказ отдаст местное руководство. Как мы сейчас это сделали по музею.

– Ага. А вы моими патронами застрелите кого важного…

– Три ствола. Винтовка, автомат, пистолет.

– Еще винтовку добавьте – и договоримся.

– Не могу. Честно. Потом сочтемся, гарантирую.

– Не получится так, что пуля в затылок? По вашей основной профессии?

– Да ладно, если б это вон те демократы говорили… Ну не могу винтовку. Могу прицел дать к снайперке.

Дальше оба опять начинают сыпать какими-то сокращениями и аббревиатурами. Николаич морщится, как от кислого, но соглашается. Бьют по рукам и, дождавшись, когда наш главный дает распоряжения по мобиле Андрею – отдать патроны в обмен на три единицы огнестрела нарезного и прицел, майор-особист моментально исчезает.

Михайлов тихо шепчет Николаичу на ухо (но я все же слышу):

– Ну ты и бандит. Обобрал до костей. Прикидываешь, сколько сейчас раритетные, экспериментальные, музейные образцы стоят?

– Сейчас они стоят семьсот патронов. А скоро и вообще нисколько. Запчастей нет, а коллекционерам… еще и выжить надо. А это не бык пописал – сейчас выжить. Хотя в одном ты прав. Вот будет минута отдыха, я помечтаю на эту тему… И получу кайф как от кальяна!

Оба тихонько посмеиваются.

С улицы входит еще мужичок. Румяный, но седоватый, что видно, когда он снимает шапку. Фамилию его расслышать не удается, но председатель ему явно рад:

– Вот замечательно, что вы появились. Очень вовремя! Что скажете?

– Ситуация такова: сейчас на территории заповедника более двух тысяч человек. Из них триста двадцать шесть – сотрудники Монетного двора и их семьи, размещены частью в Монетном дворе, частью в Трубецком бастионе. Сто пятнадцать – жильцы и их родственники и знакомые, размещены в жилых домах у Алексеевского. Четыреста три – сотрудники музея-заповедника и их семьи и знакомые, размещены в комплексе зданий Кавальера и фондовых капиталов. Шестьдесят шесть – те, кто относятся к арендующим у нас фирмам; они пока нигде не размещены, так как и кафе, и лавочки сувениров торгуют в обычном режиме. И более тысячи трехсот неорганизованные; тут и туристы, и беженцы, и посетители – с ними сложнее всего. В общем, уже стоит проблема их питания, размещения, и, вынужден сказать, что штатные туалеты зашиваются. Женщин в очереди масса – я таких очередей не припомню, разве что как при Горбачеве. Настроение у всех отвратительное, скандалят. Охрана на воротах уже отфильтровала два десятка человек как подозрительных по карантину. Таких размещаем в казематах Зотова бастиона. Под присмотром, конечно, вот Михайлов своих троих дал. Там тоже все непросто – они ж раненые, бинтовать нечем. Ну Охотничья команда помогла – дали медикаментов.

Ага, нас, похоже, называют Охотничьей командой…

– Но в Зотовом бастионе материальные ценности!

– Так я и есть материально ответственный. К слову, чем тут сидеть, шли бы вы разбираться – там автобус с тридцатью итальянками-туристками, а водитель делся куда-то. Никак с ними договориться не получается. И что делать с дамочками – непонятно. Они еще и голодные в придачу!

Очевидно, что между импозантным мэтром и вновь пришедшим сотрудником заповедника давняя и стойкая любовь.