Он замолчал, потому что она отвернулась и пошла по пляжу, сложив руки на груди.

Он бросился догонять ее.

– Эй…

– Целую неделю ты был мертв! Ты покончил с собой, гоняясь за этими проклятыми арабами, а я здесь оставалась одна-одинешенька! – Он взял ее за руку, а она вырвалась и повернулась к нему лицом. – Ты знал, как я люблю тебя, и… и… когда позвонили и сказали, что ты жив, на следующее утро уже была назначена траурная служба. Я собиралась хоронить тебя! Ты был мертв! – Джейк обнял ее, и она уткнулась головой ему в плечо.

Когда она перестала дрожать, он прошептал:

– Еще любишь меня?

– Да.

– Немножко или совсем-совсем?

– Я еще не решила.

Обнявшись, они зашагали дальше на север. Через минуту он остановился и поцеловал ее, а потом они продолжали путь, взявшись за руки.

Что-то белое. Что бы ни маячило перед глазами Бабуна, оно было белое. Он закрыл глаза, и боль и тошнота охватили его. О боги… Что-то твердое и холодное на щеке – он снова открыл глаза – и белое. Много света… Он пошевельнулся. Черт! Он лежит в распроклятой ванне.

Он с усилием приподнялся. Голова словно улетает куда-то. Он был одет в тот же мундир, но весь измятый и со следами рвоты. И ботинки на нем. Боже, так мерзко он себя еще не чувствовал за все двадцать восемь лет жизни – будто восстал из мертвых. Он медленно присел. В голове словно орудовал кувалдой взбесившийся Кинг-Конг. Ухватившись за краны, он сумел встать. Каждый удар сердца отзывался бешеным стуком в висках. Его качало. Бабун попробовал выбраться из ванны. Он споткнулся и тяжело плюхнулся на пол, ударившись головой о край раковины. Там он и лежал, не в силах пошевелиться.

Охваченный болью, он как бы в тумане слышал, как раскрылась дверь.

– Доброе утро. – Женский голос. Бабун с усилием повернул голову и зажмурился от яркого света лампочки под потолком. Рита Моравиа!

Что он сделал, чтобы заслужить такое? Воистину, жизнь – это сплошное злосчастие и скорбь.

– Я была бы рада, если бы ты попробовал перебраться отсюда в свою комнату, Таркингтон. Немедленно. Не хочу, чтобы кто-то неправильно подумал о нас с тобой.

Он попытался заговорить. Во рту пересохло и отдавало отвратительной кислятиной. Он прочистил горло и облизал губы.

– Как я сюда попал?

– Тебя притащили четверо мужиков. Решили, что ночью кому-то надо присмотреть за тобой. Я вызвалась.

– Как мило с твоей стороны.

– А теперь убирайся отсюда, Таркингтон.

Он сумел подняться и проковылял мимо нее. Ему опять требовался унитаз – и как можно быстрее. Он миновал маленькую гостиную, открыл дверь и поспешно двинулся по коридору. Вслед слышался ее голос:

– Вылет сегодня в два. Встречаемся в холле без десяти двенадцать.

Джейк сидел на гребне невысокой дюны и наблюдал, как планер взмывает вверх. Нос модели был наклонен под сорок пять градусов в сторону моря, но встречный ветер дул настолько сильно, что планер как-то удерживался над дюной.

Ветер держал планер невысоко, всего в трех или четырех метрах от земли, так что восходящий поток воздуха не давал ему упасть на песчаный намет.

– Лучше разверните его обратно, – посоветовал одиннадцатилетний авиационный эксперт. Джейк попробовал заложить вираж.

– Повыше нос, – громко закричал Дэвид. Джейк отвел ручку назад. Слишком поздно. Кромка правого крыла черкнула по песку, и планер перевернулся. Дэвид мигом очутился рядом.

Мальчик изучал обломки, когда Джейк подошел туда. Резиновые ленты, крепившие крылья к фюзеляжу, соскочили, и это свело ущерб к минимуму.

– Дырка в обшивке крыла и погнутый лонжерон в правом горизонтальном стабилизаторе, – весело констатировал юный авиатор. – Неплохо. Послушайте, не забывайте отводить ручку назад при поворотах.

– Ладно. Давай отнесем его домой и будем чинить.

– На каких машинах вы летаете во флоте? – спросил Дэвид, когда они возвращались с пляжа с частями планера в руках.

– В основном А-6. В прошлом году водил F-14.

– А, эти истребители! Вы видели «чудо-стрелка»?

– Угу.

– Папа купил мне этот фильм. Я его смотрел раз тридцать. Когда вырасту, стану истребителем. – Он примолк, видимо, оценивая последствия столь смелого заявления. – Как это выглядит на самом деле? – спросил он менее уверенным тоном.